– Я никого из них не трогал! И у Осмоловской в Вороново я не был. И ничего у нее не крал! Да какой из меня вообще убийца?! – сипло крикнул Ковальчук. – Вы… беспринципный негодяй! Вы не смеете меня облыжно обвинять! Угрожать мне! Я полностью иду вам навстречу. А вы переворачиваете с ног на голову сказанное мной. Я невиновен! А стрелял я в ваших, защищая собственную жизнь! Я обознался в темноте!
– Не ори, – бросил ему Гектор. – Продолжаем разговор.
Ковальчук попытался двинуть правой рукой – и скривился от боли. Катя наблюдала за ним со смешанными чувствами. Он многое рассказал. Но в заявлениях полковника Гущина – логика и смысл. Он не на пустом месте строит свои обвинения, на реальных фактах. А навскидку – по потному, искаженному гримасой лицу Ковальчука сейчас не определить степень его искренности. В его глазах – страх, жгучее сожаление: он же отдает им найденное с великим трудом. И еще злоба затаенная и ненависть – к ним…
– Сколько раз ты встречался с Шахрияром лично? – спокойно уточнил Гектор.
– Дважды. Сначала он отдал мне фотографии. Я их потом показал Лене. Она ими чрезвычайно заинтересовалась. Они ее просто поразили, хотя на них нет ни ящиков с ценностями, ни вьюков. Плохое качество – мутные снимки, старые, обгорелые по краям.
– В «Комке» встречались? – продолжал спрашивать Гектор.
– Нет, с Шахрияром в моей машине сидели, я его забрал у метро «Арбатская», когда он явился, а с Леной обедали в кафе.
– А второй раз с Шахрияром в каком ресторане гуляли? – не отступал Гектор.
– Я его пригласил в «Белое солнце», встретил у выхода из метро. Он плохо ориентировался в Москве. Узнавал у меня названия улиц и станций метро – он исключительно на нем передвигался, хлопоча о сыне. В ресторане я с ним расплатился наличными за фотки. А он выпил коньяка и начал болтать, алкоголь на него действовал плохо.
– Ну, а теперь самый главный вопрос, – заявил Гектор. – Недостающее звено всего.
Ковальчук смотрел на него – полуобнаженного, со стальными мускулами, победителя в схватке: кулаки против помпового дробовика. Гримаса мелькнула на лице подозреваемого – словно волк клыки оскалил и… спрятал. Кате показалось – даже с «обрубленной» рукой Ковальчук жаждет вцепиться Гектору в глотку. Столь люто сейчас ненавидит. И вновь в ее душе воцарилось сомнение в искренности хозяина винтажной лавки в Калашном.
– Каким образом ты сам проведал, еще до событий с Шахрияром, об экспедиции тридцать первого года? – Гектор тоже пристально глядел ему в глаза.
– Я никогда прежде не верил в чудеса, имеющие власть над людьми, способные полностью перевернуть обычную пресную жизнь, – ответил Ковальчук. – Когда сидишь на пляже под тентом, попивая ром-колу, и волна внезапно выбрасывает к твоим ногам бутылку с запиской про далекий Остров сокровищ… Только в моем случае была не бутылка. Старый ящик в лавке на придорожном рынке…
– Еще один ящик? – усмехнулся Гектор.
– С дохлыми птицами. Чучелами-экспонатами.
Катя вся обратилась в слух, ощущая холодок внутри. Они вновь приблизились вплотную к весьма важному, открывающему невероятную музейную историю с новой, неизведанной стороны.
– Выкладывайте все, Ковальчук. В ваших интересах сотрудничать со следствием. – Полковник Гущин тоже выглядел взволнованным… и, казалось, уже менее категоричным в отношении фигуранта, подозреваемого в целой серии убийств.
– В конце июня я прилетел в Алматы – хотел сделать новую карту для поездок за рубеж, у меня вклады в казахском банке, – Ковальчук криво усмехнулся. – Оставалось несколько дней ожидания карты, и я арендовал машину и махнул на Иссык-Куль. Потом отправился в горы – отдохнуть и по делам бизнеса. У меня есть клиенты, покупавшие раньше модняк в моей прежней галерее. Один из них – чиновник – прикупил особняк в Лайково у релоканта. Он срочно переделывает хипстерский стиль под имперский. Оформляет охотничий зал, мечтает головы зверей в дубовых медальонах в виде трофеев повесить на стены. У нас скудный выбор подобного дерьма, но еще Нурсултанов мне рассказывал – у них в горах, и в Киргизии у торговцев, да просто на базарах можно приобрести чучела, и не очень дорого. Черт возьми, это был обычный сельский придорожный базар – типа «Садовода»! Сама судьба вела меня. Я зашел в охотничью лавку – со стены пялилась рогатая башка горного барана. Стали мы торговаться с хозяином, он меня буквально за рукав затянул внутрь, в закуток – мол, еще есть, но держу тайком: башка тау-теке, козла, они вроде запрещены к отстрелу.
Катя слушала, затаив дыхание, – в музейной истории некоторые символы повторялись, будто намеренно чередуясь… Архар, баран… Словно маяк – в музее и здесь… Какой символ последует сейчас за ним? Она с трепетом ждала.
– Он возился среди рулонов сетей и старых ковров, выволок коробку, а за ней я увидел почерневший от времени деревянный ящик.
ebooksa