— Весла!! Н-на тан-ке-ре! Тьфу… дармоеды…
Боцман залез под канадку и вытащил, зацепляясь, ракетницу.
— А маленькой нет? — спросил с интересом Сеня.
И в шлюпке засмеялись.
Четыре зеленых в упор прошли над настройкой, прежде чем выглянула голова.
Голову охарактеризовали в шесть глоток.
Двое неспешных людей взобрались на полубак. Сеня швырнул — и попал, но конец не поймали. Один, повернувшись всем телом, смотрел, а другой долго падал на линь животом — так долго, что легость свалилась в воду.
— Чтоб тебя…
— Пьяные, что ли?..
— Ближе! — заорал боцману Сеня.
— На воду!!.
Со второго раза поймали. Шлюпка взлетала под форштевнем. Затащив наверх проводник, люди свесили головы и спросили про что-то.
И Ваня, забыв все порядки, вскочил и, тряся малиновым кулаком, завопил что есть мочи:
— Пожрать дайте!!
Там, наверху, невесело засмеялись, приняв этот вопль за обычный матросский юмор.
Остальное было просто.
Пили чай в облезлом, валящемся набок кубрике, пили чай, подняв воротники бушлатов и вцепившись сбитыми лапами в обжигающие кружки, и казалось, что было так всегда — и будет всегда.
Шли в бухту.
Трос рвался два раза. Два раза его заводили снова. К вечеру буксиры сдернули танкер с банки, поволокли куда-то на восток. Танкерюга, с помятым, как сказали, винтом, полз за ними, качаясь в замызганных сумерках и оставляя тяжелые жирные пятна. Про это никто не хотел вспоминать. Пили чай и гадали, дойдут ли к полуночи в бухту. Попадут они в бухту часом раньше или позже, было всем наплевать, но таким незатейливым образом проявлялся интерес к жизни. К полуночи не успели. Для швартовки им отвели место в самом конце стенки, за плавказармой. Когда прожектор высветил мокрый причал, у швартовных палов увидели тощего дивизионного писаря Мишку с портфелем и пишущей машинкой
Вяло двигаясь, обтянули швартовы; сошел командир. По сходне поднялся Мишка.