Долгая навигация

Поверх тельника на нем была распахнутая белая куртка, очистки сыпались на выстланную кафелем палубу тесного и холодного камбуза.

Позади был переход морем. Целый день работали на палубе. Давешний мичман оказался боцманом: дал скребки и велел отдирать краску. Ветром прохватывало нещадно; куда ни глянь — спешило скучное море. Корабль, у стенки представлявшийся небольшим, стал путаным и длинным. С борта на борт покачивало, вода вдали была серой и белой, под бортом, утомительно кружа, проносилась над черной глубиной желтая пена… «За борт не смотреть! — недобро сказал боцман. — Вот так люди смотрят за борт — и падают». За обедом Шурка, который все утро был неизвестно где, коротко поглядывал на Вальку и молчал. Лишь когда Валька допил компот, сдержанно сказал: «Приятного аппетита. Противогаз?.. Было сказано к обеду вымыть противогаз». — «Так ведь…» — Валька хотел сказать: и поход, и работа… «Так ведь будет всегда». Валька слазил в пост за противогазом, и Шура сказал: «Свет. Свет в посту кто гасить будет?» Валька зло полез обратно: точно. Свет он погасить забыл. Чистота противогаза понравилась Шуре с третьего захода. «В другой раз — просто трижды вымой». Стащив противогаз в пост, Валька полез наверх и на полдороге вспомнил: свет. В кубрике спали, но это, как ему объяснили, после вахты. «На гражданке выспишься», — сказал Дымов. Опять скребли краску на пронизывающем ветру. К вечеру пришел дежурный по низам Дима и сказал Вальке заступать рабочим по камбузу. И пришли в Базу.

Горны.

Шелуха сыпалась на кафель, доставляя какое-то успокоение.

Проверять приборку пришел дежурный по кораблю старшина сигнальщиков Колзаков. За белый чуб его звали Блондином. Вошел на камбуз — веселый, зеленоглазый, и Вальке стало легче: хороший парень. Хороший парень Блондин вынул белую тряпочку, залез в котел, в другой, в различные углы, и тряпочка почернела. Блондин наполнил ведро водой и выхлестнул воду под плиту. Вода сбежала по наклону палубы обратно, к решетке шпигата, оставив на кафеле всю грязь, что валится обычно за плиту. Блондин посмотрел на выплывший мусор и весело сказал: «Сначала!» Удовлетворился порядком он к двум часам ночи. Еще час Валька стирал полотенца и курточки: свою и кока. В пять утра его поднял дежурный по низам веселый радист Зеленов и велел разжигать титан. Начиналась корабельная жизнь… Выйдя на берег выносить мусор, Валька прибежал обратно взволнованный.

— Шура! Шура, — закричал он в люк поста. — Наш корабль — «полсотни третий»?

— С утра вроде не переименовывали, — задумчиво отозвался Шура. Пахло дымком канифоли.

— А почему?..

— Если на клетке льва увидишь надпись «осел» — не верь глазам своим.

— Шура…

— Козьма Прутков. Что? …Нет? К понедельнику. Прочитать и доложить.

Кое-чему Валька уже научился. Но ни в кубриках, ни в библиотечке у Доктора сочинений Козьмы не нашлось. «У старпома есть», — сказал боцман. Старший лейтенант Дуговской, старпом лучшей в мире посудины, был высок и насмешлив.

— С чего вдруг? — поинтересовался он.

— Шура сказал.

— Ах, Шура. Ну, уж коли речь зашла о Шуре, то не Шура, а старшина известной статьи Дунай. Чтоб лучше помнилось — один наряд на работу.

— Есть…

— Не слышу бодрости в голосе. А во-вторых, и кроме Шуры начальство имеется. — Луговской выложил Пруткова и шлепнул сверху три журнала. — К воскресенью. Прочитать и доложить.

— Есть. — В журналах был новый роман знаменитого латиноамериканца. Валька пошел жаловаться Диме.

— Улыбаться надо, — сказал Дима. — Знаешь, почему кошки на кораблях дохнут?.. — и положил на журналы толстый том. — Это к следующему воскресенью.

Книга повествовала о похождениях сорокалетнего алебардиста. Как будто Вальке нечего было читать! В рундуке (где зубная щетка была опять же от мыльницы справа) лежали схемы и описание станции, Корабельный устав, три папки инструкций, Командные слова, описание корабля, учебник морского дела и четыре общих тетради Шуркиных конспектов — на прочие случаи жизни.