Долгая навигация

Столы обеденные раскинули на пирсе, под солнцем и ветром, и сели за них с неосознанным чувством пира.

Часть надстроек уже сверкала чистой краской. Вальку и Захара отрядили вместе с другими красить с плотиков борт. Задрав головы, они смотрели, как в солнечной, слепящей вышине болтался, сидя в беседочной петле, Шура: он красил одну, затем другую мачты. Старая поверхность борта исчезала под дорожками вальков необыкновенно быстро. Хлюпала темная вода. Вдоль борта на маленьком плотике двигался Дымов, отбивая белилами полосу ватерлинии: эта работа требовала особо точной руки и глаза. После ужина, в заходящем солнце, осоловев от краски, доводили мелочи и огрехи, чернили рукоятки на дверях, маркировали двери и люки. На причале вяло красили банки и ножки крытых линолеумом столов, мазали разную всячину для заделки пробоин.

Спали на пирсе: одна из лучших в жизни ночей.

А утром покрасили палубу.

И все.

Вынося мусор, Валька ушел на противоположную сторону ковша — и притих, засмотревшись.

Легкий и светлый, покачивал на волне узкое, длинное тело изящный и гордый кораблик. Обе высокие мачты, оснащенные стеньгами, площадками, короткими реями, роднили его с парусниками, ощущение усиливала тугая сетка вант, штагов и антенн. Тонкий нетерпеливый профиль говорил о дразняще легком ходе; заломленные мачты, изгибы корпуса выказывали привычку к волне и ветру. Повиснув на талях, светились лаком шлюпки. На светлой голубизне плоскостей, на белом холсте обвесов — алый блеск спасательных кругов, огоньки маркировки, изумрудная прорезь правого отличительного фонаря. В разбросе, смешении пятен была живописная точность — и завершали все красная змейка вымпела в небе и вольное, тонкой шерсти, бело-голубое с киноварью полотнище на корме, на косом флагштоке.

— …Шура, — сказал в штурманской рубке старпом, — что это твой любимец сорок минут как пришитый на травке сидит?

— Который?.. Работой своей любуется. Полезно.

— Не уснул бы, залюбовавшись.

— Мои не уснут.

И неправду сказал — так как в эту минуту мирно сопели, случайно уснув, в гидроакустическом посту Захар и Сеня, которого Захар по-хозяйски привел похвастаться станцией.

…Валька не понял еще, что произошло, но — именно так: он влюбился в корабль.

Кружилась слегка голова. Дух был на борту — сплошное веселье.

— Навигация, — сказал Дима. — Народ навигации круглый год рад: весной — что начинается, зимой — что кончилась.

Навигация!

Веселый месяц май катился через мачты. Блестела холодно и ярко зеленая трава. Бухала и тосковала на крейсерах «Славянка» — и отражалась от стен цехов.

Особенно были хороши вечера.

— На фла-аг!.. Смирно! Флаг — спустить!

Далекие горны пели зорю.