Серебряные змеи

Лайла повернула кольцо вместе с ее угасающими днями, чтобы спрятать его от самой себя. Она едва понимала, что делает, но не могла остановиться. Она забралась на кровать, и ее пульс участился в ту же секунду, как его глаза расширились от желания.

– Откуда ты знаешь, что я не мираж… откуда ты знаешь, что на этот раз я реальна, Северин? – спросила Лайла. – Ты сам говорил, что я ненастоящая.

С этими словами она уселась на него сверху. Потемневший от крови рот Северина исказился в волчьей усмешке.

– Возможно, – сказал он, понизив голос, и провел рукой по ее бедру. – Все богини – это просто верования, построенные на каркасе из идей. Я не могу прикоснуться к тому, чего не существует, – Северин поднял на нее свои темные глаза – Но я могу его боготворить.

Ее руки опустились ему на плечи, а затем поднялись на его шею.

– Можно? – спросил он. Его глаза горели. – Ты мне позволишь?

Лайла запустила пальцы в его волосы, оттягивая его голову назад, чтобы он не мог отвести от нее взгляд. Он слегка поморщился, и его губы изогнулись в улыбке, когда она наконец позволила себе ответить:

– Да.

Его руки тут же обхватили ее талию, и он быстро стащил ее со своих коленей, так что она упала на кровать. За окном мелькнули бесконечные сумерки, но и они исчезли, когда Северин навис над ней, становясь ее ночью.

ЛАЙЛА ПРОСНУЛАСЬ с непривычной болью в груди. Она поднесла пальцы к своей шее, проверяя пульс: раз, два… раз, два… раз, два…

Ее сердцебиение казалось нормальным. Так что же это за боль? Рядом с ней шевельнулся Северин. Рука, лежащая на ее талии, согнулась, и он притянул ее к себе. Не просыпаясь, он прижался поцелуем к ее шраму, и Лайла наконец узнала это болезненное, трепетное чувство.

Это была надежда.

Она была похожа на мерцание впервые раскрывшихся крыльев, тонких и скользких, опасных в своей новой силе. Надежда причиняла боль. Она уже забыла, насколько это больно. Лайла уставилась на свою руку, лежащую на руке Северина, медленно переплетая их пальцы, и боль резко усилилась, когда он крепко сжал ее ладонь.

Они уже видели друг друга обнаженными, но тогда все было по-другому. Северин показал ей часть своей души, и Лайле хотелось ответить тем же. Ей хотелось разбудить его, рассказать о том, что у нее в запасе осталось еще немного времени Она хотела снова броситься на поиски. Вместе.

Чувствуя легкое головокружение, она выскользнула из постели. Она не хотела начинать разговор с такими растрепанными волосами: ее матери это не понравилось бы. Девушка потянулась за халатом, лежащим на полу, когда ее пальцы наткнулись на что-то холодное… что-то кипящее от боли и ярости. Лайла вскрикнула и посмотрела вниз: это был кулон Евы с подвеской в виде балерины.

Она посмотрела на украшение и снова перевела взгляд на Северина, спящего в постели.

Ей казалось неправильным пытаться заглянуть в прошлое Евы, когда Северин был так близко. Лайла осторожно натянула халат, вышла в коридор и направилась вниз по лестнице. Кулон Евы завибрировал от эмоций, и когда она прикоснулась к холодному металлу, ее захлестнуло пугающее ощущение слежки, заставившего ее пульс участиться от страха. На поверхности плавали обрывки прошлой ночи, когда Ева сняла кулон с шеи и спрятала его в ладони после того, как Северин выпил кровавый напиток. Но в нем было и более глубокое воспоминание. Лайла закрыла глаза, пытаясь проникнуть в этот предмет…

Маленькая рыжеволосая Ева вертится перед картиной с изображением прекрасной рыжеволосой балерины. Она находится в красивой комнате, полной картин и статуй.

– Я хочу танцевать, как мама! – говорит она.

– Ты никогда не станешь такой, как твоя мама. Ты меня поняла, Ева?