Какую силу имеют глаголы Священного Писания против пытающихся искушать нас бесов, показал Господь наш вочеловечившийся, когда диавол пытался искусить Его как человека[135], обнаружив чрез глаголы Своего Священного Писания все порочные и легкоуязвимые ухищрения его слов. Ведь Спаситель наш священными словами Священного Писания явил немощными три главных помысла диавола против нас, а именно чревоугодия, сребролюбия и тщеславия[136].
Пусть ангелы и бесы заметят твою горячность и незамедлительность к молитвенному служению, чтобы одни в веселии остались, а другие под ударами плети бежали.
Христианина выявляет не отсутствие обид, оскорблений или ударов, но как раз мужественное перенесение таких поступков другого против него обнаруживает подлинного ученика Христова, как говорит [Спаситель]:
Иже во святого отца нашего Иоанна Карпафийского Слово подвижническое и очень утешительное к обратившимся [к нему] монахам из Индии, восполняющее число ста глав[140]
[I, 100][141] Никогда не вздумай счастливее монаха считать, мирянина, имеющего жену и детей и увеселяющегося тем, что многим он делает добро, и щедро творит милостыню, и вовсе не терпит искушений от демонов, — [не думай так,] признавая себя ниже его по благо угождению Богу, и не окаевай себя как погибающего. Ведь я не говорю, что ты живёшь безукоризненно, оставаясь в монахах. Но если ты бываешь и очень грешным, то скорбь души твоей и злострадание дороже пред Богом, нежели выдающаяся добродетель мирянина. Печаль твоя великая, уныние, воздыхания, томление, слезы, мучение совести, недоумение помысла, самоосуждение мыслей, вопль и плач ума, рыдание сердца, сокрушение, бедственность, смущение, уничижение — все это и сему подобное, что часто случается с людьми, вметаемыми в железную пещь искушений, бывает ценнее и несравненно благоприятнее благо угождения мирянина. Итак, внимай, чтобы не подвергнуться тебе порицанию божественного Писания, говорящего от твоего лица: «Какую пользу извлекли мы, пошедшие молитвенниками пред Господом[142] и всегда пребывающие в доме Его?» Очевидно, что всякий раб, находясь вблизи домовладыки, иной раз получает и удары бича и заушения, выговоры и упрёки, а находящиеся вне [его дома] все время бывают вдали от ударов как чужие или оставляемые в пренебрежении. «Так какую пользу», — говорит [малодушный], — получили мы, подвергаясь скорбям душою и телом, мы, всегда молящиеся и поющие, между тем как те, не молясь, не бодрствуя, радуются, веселятся, бывают счастливы и благодушно проводят жизнь?» И вот созидаются дома чужие, мы чужих считаем блаженными, как говорит пророк и прибавляет, говоря, что это сказали рабы Божии, имеющие ведение[143].
Но, однако, следует знать, что ничего странного они не терпят, когда, утесняемые и различным образом огорчаемые, переносят волю своего Владыки путём многих искушений. Ибо они слышали, как Он говорит в Евангелии: «Истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, ближние мои, а мир возрадуется»[144], но ещё немного — и Я посещу вас через Утешите ля, изгоню уныние ваше, обрадую (ἀνακτήσομαι) вас упованиями (λογισμοῖς) на небесную жизнь и покой и сладкими слезами, которых вы лишались в течение нескольких дней, будучи искушаемы; и дам вам грудь благодати Моей, как мать рыдающему младенцу, и укреплю вас, изнемогших в брани, силою свыше, и услажду вас, огорчённых, как говорит Иеремия в Плаче о внутреннем твоём Иерусалиме[145], так что «увижу вас, и возрадуется сердце ваше от тайного посещения, и печаль ваша превратится в радость, и радости вашей никто не сможет забрать»[146]. Итак, не будем смежать очей своих, не будем слепотствовать, считая мирянина счастливее себя; но, понимая различие между законными сыновьями и незаконнорождёнными[147], возлюбим лучше мнимое убожество (ἀθλιότητα) и сильное утруждение монахов, конец которого приводит к вечной жизни и к «неувядаемому венцу славы» Господней[148]. Возлюбим поэтому тесный путь (ταλαιπωρίαν) подвижников, [этих] мнимых грешников — чтобы не сказать праведников, — [возлюбим] «повергаться в доме Бога», то есть в сонме непрестанно служащих Христу, а не «жить в селениях грешников»[149] или вращаться среди мирян, хотя бы и они совершали великие [подвиги] праведности. Ибо тебе, монах, говорит Отец твой Небесный, особенно любящий тебя и утесняющий и удручающий тебя разно образными искушениями: «Будь уверен, бедствующий инок, что, как Я сказал через пророка, Я буду твоим руководителем[150], и встречу тебя на пути египетском, изощряя тебя скорбями, и пути твои, достойные порицания, Я ограничу преградой[151] Моего промысла, поражая неожиданными несчастиями и препятствуя приводить решительным образом в дело то, чего ты желаешь не разумным сердцем; и Я загражу море страстей твоих вратами[152] Моего милосердия (οἰκτιρμῶν); Я буду для тебя, как пантера[153], съедающая тебя помыслами порицания, осуждения и раскаяния при сознании заблуждений твоих. — (Все же эти скорби — величайшая милость Божия.) — Но Я буду для тебя не только пантерой, но и жалом[154], уязвляющим тебя помыслами сокрушения, страданиями сердечными, и скорбь от дома твоего не прекратится[155], — очевидно потому, что душа и тело прекрасно и с пользой посещаются[156] истинно сладкими и медоточными наказаниями Божиими. Концом же наказаний, трудов, смущения, стыда, страхов и отчаяний, обыкновенно случающихся с людьми, решившимися подвизаться, — концом всех этих мрачных [явлений] бывает небесная радость, неизъяснимое наслаждение, несказанная слава и непристающее веселие. — «Ибо из-за того», — говорит Он, — Я утеснил тебя, чтобы напитать тебя манной познания, истомил тебя голодом[157], чтобы облагодетельствовать тебя впоследствии и ввести в горнее царство. Ибо тогда, как тельцы, отвязанные от уз, взыграете вы, смиренные иноки, [отрешённые] от страстей плоти и от искушений врагов, и тогда вы будете попирать нечестивых демонов, которые ныне попирают [вас], и они будут прахом под ногами вашими[158]«. Ибо если ты благочестив и смиренномудр, не превозносишься сует ною надменностью, не опрометчив, но сокрушён сердцем, считаешь себя за непотребного раба[159] и смирен духом, — если, будучи таков, ты смиренномудр, то твоё прегрешение, монах, предпочтительнее праведности мирян и твои нечистоты необходимее великого очищения житейских [людей]. Ведь что такое то, из-за чего ты скорбишь? Конечно, [это] порок, но случайный (ἐπισυμβάς); а по смотри, как какой-нибудь человек, испачкавший свои руки смолою, очистился при помощи малого количества масла. Так ты гораздо более можешь быть очищен милостью Божией. Ведь как тебе нетрудно вымыть твою одежду, так в гораздо большей степени Господу легко омыть тебя от всякого порока, хотя бы ежедневно, естественно, поневоле и случалось искушение. Ибо в то время, когда ты говоришь: «Я согрешил пред Господом», — даётся ответ: «Отпускаются твои грехи[160]. Аз есть изглаживающий [их] и не помяну[161]. Ибо как далеко отстоит восток от запада, так удалил Я от тебя беззакония твои, и как отец милует сынов, так Я милую тебя»[162]. Только ты не отставай и не отступай от Того, Кто избрал тебя на псалмопение и молитву, но при лепись к Нему во всю свою жизнь или чистым дерзновением, или благочестивым непостыдством и твёрдым исповеданием Ему. И Сам Он очищает тебя Своим собственным мановением. Ибо что Бог очищает Своим хотением, того не будет в состоянии и сам великий апостол Пётр признать нечистым или осудить. Ибо сказано ему: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым»[163]. Ведь разве не Бог оправдал нас Своим человеколюбием? Кто же будет осуждать нас?[164]
Ибо когда мы призываем имя Господа нашего Иисуса Христа, то легко очищается совесть наша, и [тогда] не бывает никакой разницы между нами и пророками и прочими святыми. «Ибо Бог определил нас не на гнев, но к получению [спасения] через Господа нашего Иисуса Христа, умершего за нас, чтобы мы, бодрствуем ли в добродетелях, или спим по некоему обстоянию, как естественно при некоторых слабостях, жили вместе со Христом»[165], взирая на Него с великими стенаниями и непрестанным плачем и Им дыша. Итак, «облечёмся в броню веры» и возьмём «шлем надежды спасения»[166], чтобы не нашли доступа к нам стрелы отчаяния или безнадёжности. Но ты говоришь опять: «Я сержусь всякий раз, когда вижу, что миряне нисколько не подвергаются искушению, и сильно раздражаюсь». Так знай, возлюбленный, что сатана не имеет надобности искушать тех, кто сам себя искушает и житейскими делами увлекается всегда к земному. Познай также и то, что искушаемым уготованы награды и венцы, конечно, не тем, которые не думают о Боге, и не тем мирянам, которые лежат ниц и храпят. «Но я», — говорит [малодушный], — терплю слишком много искушений, ибо чресла мои полны воспалений[167], как говорит пророк, и [только] бедствие и угнетение, и нет исцеления для плоти и попечения о костях»[168]. Но ведь есть вблизи великий Врач страждущих, понёсший наши немощи и страданием Своим исцеливший нас[169] и исцеляющий; предстоит Он и теперь, налагая спасительные лекарства. «Ибо Я», — говорит Он, — поразил оставлением, Я и исцелю[170]. Итак, не бойся; ибо, когда ярость гнева Моего истечёт, Я опять уврачую[171]. «Ведь как жена не утратит чувства жалости к чадам чрева своего, так и Я не забуду тебя», — говорит Господь[172]. — Ибо если любовь птицы излита на птенцов её, и она ежечасно посещает их, обращает к ним свой голос и подаёт пищу в уста их, то значительно более Мои милости изливаются на Мои создания, и Моя благость (σπλάγχνα) гораздо более излита на тебя: Я тайно посещаю тебя, мысленно беседую с тобою и влагаю пищу в отверстый твой разум, как малой ласточке. Ведь Я доставляю тебе пищу страха пред Сильнейшим, пищу желания небесного, пищу воздыханий об утешении, пищу сокрушения, пищу сладкопения, пищу более глубокого знания, пищу некоторых божественных таинств. Если же Я, твой Владыка и Отец, лгу, говоря тебе это, то ты обличи Меня, и Я потерплю[173]«, — вот о чём всегда беседует с нами Господь мысленно. Понимаю, что я преступил меру, много написавши. Но вы за ставили меня это сделать. Распространили же мы это слово для утверждения тех, которые подвергались опасности пасть от малодушия. Так как нашлись, как вы писали мне, у вас, живущих в Индии, вопреки ожиданию, некоторые из братии, очень обременённые искушениями и отказывающиеся и от жизни, и от быта монахов, говоря, что он удушлив и представляет бездну опасностей, и они явно считали мирян счастливыми и порицали день, в который они приняли [иноческий] образ (σχῆμα), — то поэтому со своей стороны я вынужден был сделать более длинным настоящее слово и распространить его в более гладких[174] выражениях, чтобы и непосвящённый человек и неучёный мог уразуметь то, о чём говорится. Вот почему я написал много, чтобы на будущее время монахи уже не мирянина считали счастливым, но только самих себя, так как они, без всякого сомнения, сильнее царей, носящих диадемы на голове своей, и светлее и славнее их как приседающие всегда Богу.
Я же, написавший это, умоляю вашу любовь творить память о мне непрестанно в молитвах, чтобы мне, убогому, удостоиться благодати Господней, скончать настоящую жизнь в самом лучшем и благом исходе.
Приложение
Об авторе двух сотниц, первая из которых была включена прп. Никодимом Святогорцем (1749–1809) и свт. Макарием Коринфским (1731–1805) в сборник святоотеческих аскетических творений под названием
Единственное упоминание об Иоанне Карпафийском[183] содержится в 201-м кодексе
Заметка Фотия даёт возможность для ещё одного предположения, на сей раз более гипотетичного, относительно времени жизни автора обеих сотниц. Крайние исключающие даты дают здесь цитаты из Евагрия[186] и сама
В-третьих, Карпафом назывался не только остров, расположенный в Эгейском море между Критом и Родосом[190], о котором говорится в подписи одного из участников Шестого Собора: подобный топоним засвидетельствован и для других местностей[191], так что эпитет автора сотниц не обязательно связывать исключительно с названным островом, хотя подобное предположение выглядит наиболее правдоподобным. Наконец, если автор жил в VII в., то обращение индийских монахов к епископу далёкого острова было сопряжено с большим риском[192], ибо корреспондентов отделяли от адресата территории, захваченные между 630 и 640 гг. арабами (Палестина, Сирия, Египет)[193]. Кроме того, христианские поселения в Индии, основанные в самые ранние времена, после Третьего Вселенского Собора попали в сферу влияния несторианства, которому были привержены Ктесифонт и Селевкия, игравшие основную миссионерскую роль в распространении христианства в Индии[194]. Какие особые причины могли подвигнуть индийских монахов VII в. обращаться к епископу Карпафийского острова через голову своих «метрополий», раз в письме нет и речи о каких-либо христологических рассуждениях? Здесь необходимо сделать, однако, одно важное отступление. По мнению многих учёных, Индия может указывать и на Эфиопию из-за некоторой неопределённости и специфики употребления географического термина. Уже в античный период обе области назывались «Индией»[195]. В географическом сочинении
Приведём два соответствующих примера, хотя число можно было бы увеличить. В
Таким образом, принадлежность прп. Иоанна Карпафийского (несомненно, образованного по меркам светской культуры, что мы постараемся проиллюстрировать в этом очерке ниже) к той или иной категории писателей оказывается не столь важной, как полагает Д. Бальфур, ибо смешение терминов оставалось традиционным для христианских авторов[201].
Вопрос о терминологии важен, помимо фактического комментария к I, 100, ещё с одной точки зрения. При обсуждении настоящего очерка В. М. Лурье высказался следующим образом о возможной временной и географической локализации
По крайней мере, подпись под Шестым Вселенским Собором, мне кажется, не имеет к нашему автору никакого особенного отношения. Лично мне кажется, что середина-конец VI в. — самое вероятное время, хотя я вполне допускаю и VII в. И вот почему.
“Индия” — никак, думаю, не может быть Индией. (В противном случае мы имели бы здесь единственное свидетельство о наличии в Индии достаточно заметной монашеской общины, которая могла ещё иметь связь с какой-то традиционно-византийской областью, где жил Иоанн Карпафийский). Остаётся обширная область Красноморского бассейна, т. е. Нубия, Эфиопия и даже отчасти Аравия. Именно в VI в. связей с этой областью было очень много (для того времени характерен взгляд на Византию и Аксум как на две партнёрских империи…) <…>
Послание, переведённое Леонтьевым, имеет ещё весьма специфическое богословие монашества: очень уж резко уничижается перед ним мирское состояние. Аналогичных примеров довольно мало. Вот они: св. Маркелл в
Довольно специфический взгляд на монашество “Индия” — это придаёт статус обоснованной гипотезы предположению о единстве той монашеской среды, где циркулировали тексты Иоанна Карпафийского и появился роман о Варлааме и Иоасафе. Последняя же локализуется на Синае VII в. (работа о. Михаила ван Эсбрука 1993 г.).