— Что тебе нужно понять, и скоро ты это сделаешь, так это то, что ты больше никогда не будешь отвечать за свою жизнь так, как раньше. Ты никогда не пойдешь куда-то или не сделаешь что-то без правил. Ты больше не будешь той, кто оберегает тебя и твою сестру от улиц. Ты не будешь выплачивать огромные студенческие ссуды и стараться заработать на кусок хлеба. Ты никогда больше не будешь той, на чьи плечи ложатся все тяготы… даже те, о котором ты никогда не просила. Скоро это станет работой твоего мужа. Моей работой.
Его слова камнем опустились во мне, ударяясь о дно моего сердца со странным стуком. Они одновременно разозлили меня и привели в недоумение. Я не знала, что делать с этими обещаниями. Я была современной женщиной. Мне не нужен был муж, который заботился бы обо мне и принимал за меня решения.
Ренато протянул руку и заправил выбившуюся прядь волос мне за ухо.
— Ты больше не одна, Шарлотта. Ты больше не единственная взрослая в доме. Взрослые теперь здесь, и ты больше никогда не будешь одинока. Пришло время отпустить,
Он резко отпустил мои волосы и взял меня за подбородок, а мой пульс участился, грохоча по венам. Почему я продолжаю бороться против этого опасного человека? Что, черт возьми, со мной было не так?
— Я никогда не перестану беспокоиться о Люси, и никогда не позволю тебе принимать все решения, касающиеся нашей жизни без борьбы. — я тихо фыркнула.
Его большой палец провел по моим губам, и мое лицо оказалось в его крепкой хватке. Я не могла отвести взгляд. Я не могла сдвинуться ни на дюйм. Ко мне вернулась прошлая ночь и странное ощущение комфорта, когда я засыпала с его пальцами во рту.
— Знаешь,
Его палец снова прошелся по моим губам. Это было приятно, греховно приятно. Меня не касался мужчина, который действительно знал, что делает, дольше, чем я могла вспомнить. Пока этот человек впервые не прикоснулся ко мне в «Ла Леоноре».
Моя личная жизнь была одной из самых скучных и разочаровывающих частей моей жизни. Я уже начала думать, что дело во мне. Я была общим знаменателем во всех свиданиях, на которые я ходила с вполне милыми парнями. Внутри меня было что-то сломано, что нельзя было исправить, а может, это просто не было заложено в моих генах. Меня не бросало в дрожь, когда кто-то писал мне, и я не чувствовала нарастающего волнения при встрече с парнем после разлуки. Я никогда не разваливалась на части в мужских руках и не хотела повторения. За двадцать шесть лет я занималась сексом в общей сложности с тремя мужчинами, и каждый из них был менее запоминающимся, чем предыдущий. Я никогда не приближалась к оргазму ни с одним из них, и в последнее время я почти не утруждала себя мастурбацией.
Может быть, во мне говорила медсестра, но понимание механики стимуляции определенных зон с высокой плотностью нервов и причин, по которым это приносит оргазм, лишало меня всего удовольствия. Либо это, либо налет стыда, покрывавший мою кожу при прикосновении незнакомца. Стыда, привитого мне в Доме Милосердия, слишком густого, чтобы его можно было смыть.
И все же, когда Ренато провел большим пальцем по моим губам, он мог бы с таким же успехом прикоснуться к моему клитору, настолько приятным было это ощущение. Я вспомнила жар внутри меня, когда половина его кулака вторглась в мой рот. Я никогда не была такой мокрой, как в тот момент, когда его пальцы были у меня во рту, контролируя мою способность говорить. Стыд затопил меня при этом воспоминании.
— Ты говоришь мне отпустить всё, что мне больше не придется беспокоиться об оплате счетов. Ты серьезно думаешь, что это успокоит меня? Женщину, которая всю свою жизнь работала, чтобы стать независимой и свободной? Думаешь, я просто ждала, когда появится такой мужчина, как ты, и спасет меня?
— Я уже говорил тебе, Шарлотта, что я не рыцарь на белом коне. Я — злодей в твоей истории, и никто не придет, чтобы освободить тебя из чрева этого зверя. Никто.
Его палец все еще касался моих губ, и я импульсивно открыла рот и впилась в него зубами, размышляя, разумно ли будет укусить его. Сейчас не было перчатки, чтобы остановить меня.
— Я бы не стал, если ты дорожишь возможностью присесть на этой неделе.
От его предупреждения меня обдало жаром. О
— Я сторонник жесткой дисциплины, — добавил он, и легкая ухмылка изогнула его губы, когда он заметил мое взволнованное выражение. От одной этой мысли внутри меня все затрепетало, и, судя по довольному выражению его надменного лица, он знал это.
— Сопротивляйся сколько хочешь, но мы оба знаем, что это правда. Ты и твоя сестра принадлежите мне, и я могу делать с вами все, что захочу. Я не должен был оставлять вас в живых. Если бы ты понимала, насколько это на меня не похоже, ты бы уже стояла на коленях и открывала этот умный рот для чего-то совершенно другого.