Москва. Квартирная симфония

22
18
20
22
24
26
28
30

По дороге мы с Вадиком решаем, что ему лучше побеседовать с начальником паспортного стола без свидетелей. Я остаюсь ждать в припаркованной у отделения машине и стеречь юное сокровище. Снова схватив зайца за ухо, сокровище пытается завязать в узел его длинные задние лапы.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я, пока она пыхтит над заячьими лапами.

– Илона.

– А зайца твоего как зовут?

– Абориген зовут, – она показывает мне язык.

– Странное имя для зайца, тебе не кажется?

– Ничего не странное, потому что он голый и нисчий, папа сказал.

– Понятно. Несчастный абориген по фамилии Голонищенский.

Сокровище хохочет, откинувшись на спинку сиденья, на весу болтая ногами.

Иван Иваныч с Вадиком, естественно, находят общий язык. «Завтра пусть эта полоумная, – Вадик садится за руль, – свое заявление паспортистке отдаст. Через два дня нужную выписку получит, козла этого там не будет. Надо было лишить ее на хер дееспособности».

* * *

Параллельно с этими событиями случается вот что. Аренда полуподвала на Таганской улице дорожает. В середине июня наш коллектив переезжает на Волгоградский проспект. На заоблачный этаж огромного офисного здания из стекла и бетона с царящим внутри африканским пеклом. Приоткрыть окно в новом помещении – дело немыслимое и гиблое. С дуновением любого ветерка со стороны Микояновского комбината плывет тлетворная вонь, вызывающая помутнение рассудка и известные желудочные позывы, навсегда отбившие желание приближаться к вареной колбасе. И без микояновских миазмов я не люблю эту часть Москвы, простирающуюся по теперешнему МЦК от «Шоссе Энтузиастов» до «Автозаводской» и вниз по диагонали вправо, если смотреть на карту метро. Кабельная, Фрезерная, Газгольдерная, Скотопрогонная, Шарикоподшипниковская, Машиностроения и так далее всегда наводили на меня беспросветную тоску. Когда меня заносило в Юго-восточный округ, в воображении всякий раз всплывали образы несчастных совдеповских работяг из черно-белого синематографа, разлепивших спозаранку опухшие веки и по заводскому гудку тянущихся серыми струями к черным жерлам проходных – в сварочные, шлифовальные, вулканические, сборочные цеха. И не возражайте. Никакие сегодняшние арт-пространства и «особые экономические зоны», к примеру с поэтичным названием «Технополис», не затмят ауру здешних мест, дух пропахших металлической стружкой и машинным маслом изнуренных пролетариев, выброшенных в перестройку на задворки истории. К индустриальным ассоциациям такого рода на выходе из метро «Волгоградский проспект», а иногда и «Пролетарская» всякий раз примешивалось предвкушение смрада мясокомбината. А заодно понимание, что задержусь я в здешнем офисном здании ненадолго.

Кстати, о колбасах и прочих сосисках. Однажды мне довелось сильно подвернуть ногу и оказаться в небольшой очереди травмпункта, ожидая направления на рентген. Рядом со мной сидела непонятного возраста худенькая женщина с загипсованной рукой, активно стремившаяся поговорить хоть с кем-то. Поскольку на короткой скамье нас с ней оказалось всего двое, во мне она и обрела молчаливый отклик. «Двадцать три года на «Микояне», – начала она весьма неожиданно. – Знаете, из чего ее делают, продукцию эту? Я вот никогда ничего оттуда не ем. Это до войны, ну в шестидесятых, куда ни шло, туда мясо добавляли, а сейчас о-о-ох! Какие там ГОСТы?! Там и крысы бегают, в мясорубки попадают, сама видела. Вот вам, будь здоров, и мясо».

Я в общем-то догадывалась. Не про крыс, конечно, а про производство в целом. Но догадываться – одно. Знать – другое. Знать я не стремилась. А пришлось.

Это я к тому, что в новом офисе настроение, атмосфера были совсем уже не те, что на Таганской улице.

* * *

Но вернемся к квартире на 3-й Фрунзенской.

Три варианта однокомнатных квартир, показанных Инге Светозаром Иолантовым, ею забракованы. Четвертый проходит с натяжкой. Спасает то, что в квартире сделан свежий косметический ремонт. Перевози мебель, вешай шторы и живи без дополнительных хлопот. Квартиру продает тихий шестидесятидвухлетний вдовец интеллигентной наружности. В офисе Волгоградского проспекта в присутствии Инги Иолантов и я заключаем с вдовцом договор об услугах. «Понимаете, – посвящает он нас в нюансы своей жизни, – мы с Зоенькой, женой моей, всегда жили в другой квартире, я и теперь там живу, на «Улице Подбельского». А эту, на Фрунзенской, от матушки ей доставшуюся, много лет сдавали. Полгода назад ремонт в ней сделали, думали после ремонта сдать подороже. Зоенька курорты посещать любила. В санатории в Юрмале уснула во время электросна и не проснулась. Кровоизлияние в мозг. Нелепость, конечно. А человека нет. Мне теперь вторая квартира без надобности, у меня пенсия хорошая, персональная, на мой век хватит. Один-то я на курорты все равно не ездок, а деньги двум внукам нужнее, решил между ними поделить, вот и разместил частное объявление». Говоря это, вдовец всю дорогу заискивающе улыбается Инге. «Не желаете к вдовцу присмотреться? – интересуюсь я у нее, когда тот выходит в туалет. – Мужчина вполне симпатичный, активный, бодрый, на курорты, по-моему, не прочь будет вас возить». «Еще не хватало! – возмущается Инга. – Где та бодрость? Рохля безынициативный, бе-ме, бе-ме, знаю таких: простатит небось замучил, с потенцией наверняка проблемы. Каких курортов я с мужем не повидала?! Куда этому дохлику, пупок у него развяжется».

Наука дипломатии чужда Инге по определению.

До этого, пока шли показы квартирных вариантов, она несколько раз звонила мне выразить недовольство бестолковостью и косноязычием Иолантова (у того действительно имелись проблемы со связной речью, он компенсировал их наглостью и словами-паразитами: «э-э», «как его», «блин», «ёпрст», «хрен с бугорка» и так далее), и каждый раз во время жалоб Инги я отчетливо слышала в ее квартире мужской голос с акцентом. Акцент был явно не грузинского разлива. И каждый раз думалось мне: что за хрен с бугорка? Ладно. Мало ли…

В день сделки мы собираемся к назначенному часу в бизнес-центре «Даев-Плаза». В одном из офисов центра, в компании «Крутые берега», работает Феррари. В свои тридцать пять она преуспевающий топ-менеджер «Крутых берегов». В том же бизнес-центре, в юридической фирме, главенствует ее брат Олег Игоревич. Там же, среди множества прочих офисов, есть нотариальная контора и банк с депозитарием. Поскольку финансовая составляющая сделки целиком лежит на Феррари, она и ее брат с присущим обоим профессионализмом предусмотрели все нюансы. Разумно провести все манипуляции в одном месте, чтобы не возить по Москве немалую сумму наличных. Безналичная схема расчетов еще не в ходу. Продавцы с покупателями традиционно пользуются закладкой денег в банковские ячейки. Вшестером: Инга, продавец-вдовец, Феррари, Олег Игоревич, Иолантов и я, – томимся в ожидании Марьяны и Вадика. Пока их нет, обсуждаем технические детали, планируем начать с закладки денег в ячейку вдовцу. Вдовец задает робкие, касающиеся выемки денег вопросы. Мы с Олегом Игоревичем любезно разъясняем ему юридические подробности. Приехавшие с приличным опозданием Вадик с Марьяной ведут себя крайне вызывающе. Руководимые страхом, что их обманут, скандально требуют обслужить их первыми. Кроме того, Вадик настаивает на обязательной проверке долларовых купюр на подлинность в банке, категорически не желая раскошеливаться на дополнительную услугу. Олег Игоревич сначала дипломатично, потом все напористей пытается договориться с Вадиком: верхний, мол, покупатель не обязан оплачивать индивидуальные капризы и подозрения продавцов; подобный запрос – пожалуйста, за ваши деньги. По сути, Олег Игоревич прав, но переспорить Вадика – дело безнадежное. Феррари возводит глаза к потолку и пробует вставить веское слово насчет стопроцентной подлинности купюр, ибо «Крутые берега» – компания более чем серьезная; но Вадик беспощаден и нагл. Олегу Игоревичу приходится буквально телом защищать сестру от напирающего на нее Вадика. В разгар спора, рискующего перейти в рукопашную, добавляет огня Инга, снова выйдя из себя: «Нет, вы посмотрите, наглецы какие! Совсем берега потеряли! Я им покажу проверку долларов! Стерве этой и ее дрыщу выскажу все! Все припомню! И ее родного отца, и Давида, и еще кое-кого позапрошлогоднего!» – яростно вырывает она локоть, за который я изо всех сил пытаюсь ее удержать. «Инга, прошу, только не сейчас. Вы хотите сорвать сделку? Такую лояльную покупательницу мы больше не найдем!» Эхом мне вторит Иолантов: «Не найдем, не найдем!» На итальянские страсти в бизнес-центре у дверей нотариальной конторы не обращает внимания только ленивый. Самым тихим и безропотным остается вдовец, с нескрываемым ужасом запивающий сцену минеральной водой «Байкал» из пластиковой бутылки и закладывающий под язык таблетку валидола. Конфликт все-таки удается погасить. Мудрость старшего поколения уступает хамству молодых. Олег Игоревич и Феррари соглашаются оплатить проверку долларов.

После занявшей практически весь день волокиты измочаленная наша компания выходит из бизнес-центра на божий свет. Молодые уезжают, не попрощавшись, громко хлопнув дверьми БМВ. Иолантов вызывается проводить вконец ослабевшего вдовца до «Тургеневской». Инга, глядя со ступенек крыльца в безоблачное вечернее небо, облегченно вздохнув, делится со мной новостью: