Мы ехали с Томой в метро до «Охотного ряда», где нам предстояло разбежаться в разные стороны. Она сурово молчала.
– Зря ты так, – не выдержала я, – ты же умный человек, не можешь не понимать, что твое сопротивление – абсолютный тупик.
И Тома сдалась. Наверное, ей стало меня жалко.
Мадам на радостях подвинулась в цене за отцовскую квартиру – на ремонт Томе. Согласилась она и на дополнительное условие: Тома освободит квартиру на «Университете» после окончания ремонта на «Динамо». Благо у мадам с отцом имелись загородные родственники, готовые на время принять авиационного корифея с его чемоданами. Вскоре в освобожденную квартиру на «Динамо» ступила знакомая мне бригада белорусов. Ремонтные жернова закрутились.
Всю университетскую мебель Можжухин оставил Томе с Лёнчиком. Сам он исчез в неизвестном направлении. Что, конечно, не давало Томе покоя:
– Конспиратор! Он моей реакции боится!
– В каком смысле?
– Ну, если имел глупость съехаться с Пергидролем и ее оглоедами. Будет самой страшной ошибкой в его жизни!
Попутно она волновалась, что в ее новую квартиру не встанет любимый шкаф-купе.
– Купишь себе новый, в конце концов.
– Ты что! Знаешь, какая у этого шкафа шикарная немецкая фурнитура и ящиков сколько? Сейчас такого качества не делают. Можжухин специально для меня в тучные годы заказывал. Замеры до миллиметра на моих глазах делались, я только пальчиком указывала, в какую сторону штанги должны выезжать, куда буду лифчики складировать, куда трусы, куда колготки.
Каждые два-три дня мы с ней наведывались контролировать ремонтников. Окунувшись в знакомую стихию, я с удовольствием несла ответственность, отдавала распоряжения по перепланировке и прочим отделочным нюансам. Дотошные ребята справились. В день Томиного переезда дождались грузовую машину с мебелью, в качестве бонуса ювелирно подрезали шкаф, вставший в ее комнату как влитой. Дальняя комната, что побольше, была отдана Лёнчику.
И мы с Томой регулярно стали ездить друг к другу в гости.
Как-то, продолжая при мне разбирать вещи, она извлекла из упаковочной коробки плотный картонный лист формата А4 в деревянной рамке:
– А-а-ах, как он ко мне попал?!
– Что такое?
– Ты не представляешь! Это же фамильный можжухинский диплом! В двухтысячном его заказывал. Хотел восстановить свое генеалогическое древо. Оказалось, у него редчайшая славянская фамилия. Докопались там до древнего Мурома, до шестнадцатого века. Пращуры из знатного муромского духовенства! Уважуха со стороны Ивана Грозного! Род их всячески поощрял, с занесением в почетную книгу знатных особ. Можжухины – привилегированное сословье! Духовенство! – родовитостью Можжухина она упивалась как своей собственной, хотя носила фамилию Павленко, доставшуюся от первого мужа.
– А что представляет собой сын великого потомка Ивана Грозного Виталик? – рассматривала я стилизованный текст с вензелями, увенчанный когтистым двуглавым орлом. (Посвящать Тому в мерзопакостное предложение Виталика, касающееся полутрупа на Крапивенском, я не хотела.)
– Сейчас покажу! – Тома продолжила энергичные раскопки в коробке.
На фоне австрийского горнолыжного курорта – она, в обнимку с Можжухиным и юным Виталиком, – красивая, загорелая, беззаботная, в лихо поднятых на лоб горнолыжных очках, в дорогом горнолыжном костюме, слегка щурится от ослепительного солнца.
ebooksa