– Черт возьми, Джун. Я знаю, что это за день.
– И что же это за день?
Он резко вдохнул, отступая от дверного косяка мастерской, и коротким прикосновением остановил время.
– Это день, когда она лишила себя жизни.
Потрясенная, я уставилась на него.
– Ты уверен?
Он кивнул.
– Я был дома в тот день. Я помню розу. Это была последняя картина, которую она написала.
Инстинктивно я схватилась за его руку.
– О, боже мой. Мне так жаль, что я привела тебя сюда. Давай просто вернемся.
Престон сглотнул, прежде чем медленно покачал головой.
– Мы не можем этого сделать. Может быть, мы найдем какую-нибудь зацепку.
– Нет, Престон. – Я сжала его пальцы. – Здесь мы найдем только боль.
– Как ты можешь быть так уверена в этом? – он тяжело выдохнул. – У Блейка остался всего месяц. Мы должны все увидеть. – Престон снова дотронулся до дверного косяка, чтобы время пошло своим чередом. – Я справлюсь, Джун.
В этот момент дядя Эдгар шагнул через порог в маленькую мастерскую.
– Дорогая, я встречусь с Гарри, чтобы поиграть в гольф, – ласково сказал он, надевая белую куртку.
Катарина по-прежнему стояла перед мольбертом с кистью в руке и смотрела на расписной холст.
– Милая? Ты меня слышала? – В голосе дяди Эдгара сквозило легкое беспокойство, которого я не заметила в его личной истине. Тогда он показался мне скорее раздраженным и гораздо более нетерпеливым.
Катарина на мгновение закрыла глаза, не поворачиваясь к мужу.
– Конечно. Приятно провести время, Эдгар.