– Тебе совсем не обязательно действовать в одиночку. Просто подожди. Когда война закончится, мы вместе…
Йоши отстранился, прижал ладони к ее щекам и посмотрел сестре в глаза.
– Не могу ждать. Пока ублюдок живет, дышит, жрет и пьет каждый день. Он этого не заслуживает. И Джуру не заслужил, чтобы уйти вот так. Он был всем для меня, Хана. А они убили его молотками и плоскогубцами, и каждый раз, когда я хоть на секунду снова оказываюсь там, меня всего сжимает так сильно, что я не могу дышать. Я ничего не
Хана моргнула, глядя на него в полумраке, взялась за руку, прижатую к ее щеке.
– Ты же меня понимаешь, сестренка? Что это – из-за него, а не из-за нас?
Она тяжело всхлипнула.
– Да.
– И ты знаешь, что я тебя люблю?
Хана поцеловала его руку, и слезы снова хлынули бурным потоком.
– Я тоже люблю тебя, брат.
– Тише, девочка, не плачь. – Йоши заключил ее в объятия, когда она громко всхлипнула, а затем душераздирающие рыдания сотрясли ее тело. – Не плачь, сестренка. Все будет хорошо.
– Неправда. Ты врешь, Йоши.
– Держись прямо, слышишь? С высоко поднятой головой!
– Да… буду.
Йоши дотронулся до золотого амулета, висевшего у Ханы на шее. Вот и все, что осталось от матери, да еще воспоминания о грустных голубых глазах и светлых волосах, которые они оба прятали.
Хана опустила взгляд на выгравированного на металле оленя с тремя рожками в форме полумесяца. Если у животного и имелись какие-то секреты, олень держал их при себе.
– Будь возле Акихито. И поговори с круглоглазым, если сумеешь понять хоть что-нибудь из его бормотания. Он получше, чем кто-либо другой, разбирается в том, что все это означает. Я имею в виду твой глаз. Постарайся выяснить правду о себе, слышишь? А потом, когда я вернусь, расскажешь мне.
– Хорошо, – фыркнула она. – Так и сделаю.
– Мне пора.
– Нет, – прошептала она.