Диор посматривал на священника с лукавой улыбочкой.
– Отец Рафа… так вы…
– Я не всегда носил рясу, Диор. – Старик тепло улыбнулся. – Некогда я, как и ты, был молод. Однажды даже чуть не женился.
– Как ее звали, отче? – спросил Беллами.
– Айласа. – Священник поднял взгляд к темному небу. Имя он произнес, будто выдохнул сладенький дымок. – Охотница, продававшая пергамент в Сан-Гийом. Когда мы повстречались, я еще был аколитом и обета дать не успел. Мы полюбили друг друга – да так глубоко и внезапно, что я даже испытал искушение оставить все, чему учился. Впрочем, Айласа видела, как я мучаюсь, разрываясь между любовью к ней и к Господу. Тогда она сказала: ни один цветок не расцветет на двух клумбах. И все же я не мог решиться. Но однажды она поцеловала меня на прощание, ушла охотиться и больше в Сан-Гийом не вернулась. Я искал ее многие месяцы, прошел многие мили, однако больше я своей милой Айласы не видел.
Беллами шмыгнул носом и потянулся за лютней.
– Цветок не расцветет, коли растет он на двух клу…
– Сука, Бушетт, даже не думай…
– Как грустно, – пробормотал Диор, глядя на священника. – Соболезную вам, Рафа.
Старик улыбнулся.
– На то была Божья воля. Женись я на Айласе, я никогда бы не списался с сестрой Хлоей и не нашел тебя, Диор. Добрая сестра права: любовь Бога подкрепляет меня даже тогда, когда не выжила бы смертная привязанность. – Сморщенной, покрытой пигментными пятнами рукой он стиснул висевшее на шее колесо. – Эта слабая плоть истаивает очень уж быстро, дитя мое, а вот любовь Господа – она всегда свежа. Она же и проведет меня в царствие небесное.
– Как-то это все-таки отдает садизмом, нет?
Рафа удостоил меня снисходительного взгляда.
– Что именно, шевалье?
– Сначала тебе посылают вожделение, потом не дают его утолить. Смотреть смотри, а руками не трогай. Пробуй, но не глотай. Зачем дразнить?
– Чтобы испытать нашу веру, конечно же. Проверить, достойны ли мы царствия небесного.
– Так ведь Он всевидящ, разве нет? Всеведущ. Бог же знает, пройдешь ты испытание или нет, еще прежде, чем пошлет его тебе. А если поддашься искушению? Он проклянет тебя и сожжет. Сам же тебя подставляет, а потом нагло спрашивает за Свои же проделки?
– Пути Господа для смертных неисповедимы, угодник.
– Мудрый никогда не винит клинок, священник. Он винит кузнеца.
– Любовь родительская порой сурова. У тебя есть дочь, так? Готов поставить все сокровища короны до последнего полурояля, что ты любишь ее больше всего на свете.