Империя вампиров

– Оссийцы жили при матриархате… по крайней мере, пока их раз семнадцать не встряхнули Дивоки. Да, вся эта область принадлежала империи, и Александр Третий номинально правил ею, однако отдельные феоды подчинялись женщинам. Советом кланов руководили почтенные дамы, и мужчины, когда брали жен из других кланов, перенимали их фамилию.

– Какая просвещенная культура, – пробормотал вампир.

– Смотря кого спросить. Племена погрязли в поклонении старым богам. Женским ипостасям Ветра, Охоты, Лун. Эта практика называлась Фиан. Со временем Святая церковь выбила язычество из оссийцев, но кое-что из традиций уцелело: жены бились бок о бок с мужьями, хранили очаг. Правда, отойдя от Фиан, местные после Войн веры стали поклонятся Деве-Матери. Нигде в империи не сыскалось бы столько посвященных ей церквей и аббатств, как в Оссвее.

Габриэль откинулся на спинку кресла и отпил вина.

– Старые обычаи продолжали жить лишь в самых дальних уголках страны. Это религия старого мира: культы Фиан, Дикая охота, магия фей, – но все они слишком слабы, и большинство считает их просто народными сказками. Что к чему, понимали угодники-среброносцы: еще до мертводня были в Оссвее местечки, где мужику не стоило появляться в темноте в одиночку. Жили в горах еще несколько кланов, которые воспринимали эту херню на полном серьезе.

– Кланы вроде Дуннсар? – спросил Жан-Франсуа.

Габриэль кивнул.

– Кланы вроде Дуннсар.

– Выходит, твоя подружка Сирша была из… ведьм-фей?

– Ну… – Габриэль пожал плечами. – Магия бывает разная. Вот только в Доброте не было ни унции серебра, хотя ее лезвия входили в неживую плоть, как член Филиппа Первого – в его любовниц. И мордашку юная Сирша не просто так себе расписала. В татуировках есть сила, холоднокровка. Не только в серебрёных.

Если удавалось, мы вставали лагерем на возвышенностях: погода с каждым днем делалась все хуже, но с высоты мы хотя бы могли заметить нежить. В темноте эту погань видели только мы с Фебой, а зажигать факелы было глупо. Вот мы и останавливались на привал по ночам, спали урывками. Разводить костер для готовки тоже не рисковали, так что еда стала еще одним отвратным моментом похода. И знаешь, что было хуже всего? Отчего я ссал сосульками?

– Страх, что за вами идет Дантон? – подсказал Жан-Франсуа. – Что ты ничего не знал о той высококровке в маске, хотя сама она тебя знала прекрасно? Что инквизиция по-прежнему вас преследовала, хотя вы от самого Юмдира их не видели и не слышали?

– Нет, – фыркнул угодник. – У меня заканчивалась водка.

Я сидел на ветке древнего дуба, поставив рядом бутылку и тихонько ругался. Выбрал одно из десятка деревьев в роще на вершине неровного холма. Северный ветер дул так сильно и постоянно, что стволы согнулись, а кроны напоминали сбитые в сторону волосы, обвязанные лентами душильника.

– Ненавижу эту дырень, – бурчал я. – Ничего не растет, а если растет, то криво.

– Что это, Угодник?

Беллами, залегший веткой выше, кивнул на пергамент у меня в руке. На нем я кусочком угля закрашивал земли Кинн.

– Моя старая карта. Подсчитываю, сколько костей в этой игре упустил Александр.

– Знаешь, где мы? – спросила Хлоя с соседнего дерева.

Я пожал плечами, ведя пальцем вдоль темной линии на пергаменте.