– Они признали вину, брат, – сказал Алонсо. – Взяли грех на душу!
– Так и есть, – кивнул Серорук. – Но Аарон де Косте все еще мой ученик, он еще не принес клятв и не прошел серебряного обряда перед Господом и святой Мишон. Я не позволю озверевшей толпе творить над ним самосуд.
– Серорук истинно говорит, братья! – проревел Халид. – В том, что грех сей взывает к наказанию, сомнений нет! Однако без молитвы и размышлений мер принимать нельзя! Заприте обоих в подвале собора! – Аббат обвел толпу взглядом сверкающих глаз. – Завтра мы выступаем в поход! Посмотрите на свое отражение и загляните себе в душу! Ибо скоро все мы можем предстать пред судом Божьим, нагими и окровавленными!
Аарона с Батистом поволокли в собор; конвой возглавил серафим Талон. Прочие же задержались, точно стервятники над бранным полем: неудовлетворенные, они все же не спешили нарушать данного Халиду слова и, бормоча себе под нос ругательства, вернулись в казарму.
Я продолжал стоять на холоде, а во рту все еще чувствовался вкус крови Астрид, на губах остался вкус ее поцелуя. Задержался и Серорук; на здоровом плече у него сидел Лучник. Глянув на меня золотистым глазом, сокол хрипло заклекотал. Я же посмотрел на культю на месте рабочей руки своего наставника. Между нами так и зияла пропасть невысказанных слов.
– Наставник…
– Ты знал? – спросил он. Его голос скрипел, точно старый сапог по гравию.
Хотелось сказать ему правду. Хотелось снова доверять ему. Эта сволочь обращалась со мной жестоко, да, но, в отличие от тумаков отчима, его побои служили цели. Когда тобой возят по грязи – это одно, и совсем другое – когда возят по оселку. Усилиями Серорука я стал тверд и хорош, потому я так желал извиниться за непослушание в Косте. Пусть я и спас жизнь той девушке, но хотелось все вернуть и переиграть. Так я и сказал бы наставнику. Спросил бы, винит ли он меня, как я виню себя. Однако вместо этого я произнес:
– Что с ними будет?
Серорук прищурил единственный глаз; пустой рукав его пальто покачивался на ветру.
– Я буду просить для них пощады, но правила Ордена однозначны. Когда Халид вернется, эти двое понесут наказание, как всякие клятвопреступники. Аарона отведут на мост, распнут на колесе, а потом посереберенными крючьями с него станут сдирать кожу, пока не снимут все, что покрыто эгидой, делавшей его частью братства. После обоих изгонят из Сан-Мишона.
– Это же безумие! Батист – лучший кузнец во всей обители! Аарона завтра предстояло причислить к лику!
– Батист нарушил обеты, – зло проговорил Серорук. – И не надо лукавствовать о мужчинах и женщинах: он знал, что поступает скверно. Аарон тоже знал. Только дурак играет на краю пропасти, но лишь князь дураков винит других, когда падает.
Ветер пел печальную песню. Отчасти я поверить не мог, что Аарону с Батистом хватило безрассудства встретиться так скоро после того, как я застукал их вместе. Однако и сам я рисковал, придя сегодня к Астрид, – думал, завтра отправлюсь на смерть. Не мне было винить братьев, ведь я поступил так же. Сердце у меня болело, но я, как всегда, искал утешения в вере. Разве то, что постигло Аарона с Батистом, случилось не по воле Божьей? Они ведь нарушили Его закон?
Я снова подумал об Астрид, о вкусе нашего пламенного поцелуя. Мне будто вылили ушат холодной воды на голову: желание, полностью захватившее меня, отступило, когда я понял, как глупо, эгоистично и рискованно я себя вел.
Хлоя, падающая звезда, письмена кровью – все это говорило, что нам уготованы дела куда большие. Так было ли у меня право этим рисковать? Не совершал ли я страшнее зло?
Нет греха опаснее того, что ты избрал.
Нет греха слаще, чем грех общий.
И все же…
– Наставник… Я сомневаюсь, что могу ехать в Шаринфель, бросив Аарона гнить в темнице.
ebooksa