– Славно, – прорычал он. – Ведь ты никуда и не поедешь, де Леон.
Моргнув, я встретился с холодным взглядом Серорука.
– Наставник, я не…
– Не называй меня наставником, малец. Больше я тебе не учитель. Говорил же, еще в Косте, что больше я тебя учеником на охоту не возьму. – Серорук приблизился ко мне. Пустую дыру на месте глаза он перевязал полоской черной кожи. – Ты думал, я забыл? Думал, мне отшибло память, пока Призрак в Красном отрывала мне руку и лишала зрения?
– Я вам жизнь спас.
– Лишив вот этого, – сказал он, указывая на культю и пустую глазницу.
– Наставник, я сожалею…
Кулак Серорука врезался мне в живот, словно таран – в городские ворота. Рухнув на колени, я получил удар наотмашь и упал в снег. Хотел было встать, но тут наставник двинул мне ногой в ребра, и я скорчился от боли на ледяных камнях.
– В пекло твои извинения, малец, – прошипел Серорук, хлопнув себя по пустому рукаву. – Это была воля Вседержителя, и я принимаю ее, как положено верному слуге! А вот чего я не потерплю, так это ученика, который ищет славы для себя одного, тогда как должен прославлять Господа!
– Я н-не…
– Еще как ищешь! Ты так и сказал сегодня перед самой императрицей! Даже здесь и сейчас ты прежде всего думаешь не о братьях, которые без тебя отправятся погибать на войне, но о том, что ты останешься не у дел! У тебя нет терпения, де Леон! Дисциплины! Ты ни о чем не думаешь, считая себя умнее прочих! Вот и научишься шевелить мозгами, малец! А я уж позабочусь, чтобы на это у тебя выдалось как можно больше времени!
Серорук отошел назад и смирил растущий гнев.
– Мы говорим, что лучше умереть человеком, чем жить чудовищем. Однако в этом мире есть много чудовищ, малец. Человек делает то, что должно, а чудовище – что хочет. Человек служит Богу. Чудовище – лишь себе. Я не сражаюсь плечом к плечу с чудовищами.
Я сплюнул кровь и в гневе обнажил клыки, но Серорук лишь нахмурился.
– Пока братья будут в отъезде, поразмысли над тем, кто же ты.
С этими словами он развернулся и оставил меня истекать кровью на снегу.
XII. В танце лети
– В Сан-Мишоне сделалось пусто, как в могиле моей сестры, а на сердце будто лежал камень весом с ее надгробие.
На рассвете Халид, Талон и прочие угодники выехали под пение серебряных рогов на северо-запад. Под полощущими на жутко кусачем ветру золотыми знаменами люди, кони, обозы двинулись на защиту стен Авинбурга и битву с Вечным Королем. Вскоре после этого выступили и Серорук с моими братьями-инициатами, уводя за собой тысячу солдат в Шаринфель, где собирались провернуть свой трюк. Я наблюдал за ними с высоты Небесного моста: оттуда колонны людей на фоне серого снега казались муравьиными, и когда они наконец скрылись из виду, я плюнул вниз, в реку Мер, и выругался вполголоса.
Четыре дня я призраком слонялся по обители, негодуя из-за несправедливости. Аарон с Батистом сидели взаперти под собором и ждали возвращения Халида. Я хотел навестить их, но привратник Логан преградил мне путь, сказав, что серафим Талон запретил навещать «энтих ублюдочных мужеложцев». Ключи от их окованной серебром камеры хранились у настоятельницы Шарлотты; сама она спускалась только покормить их и выдать Аарону ежевечернее причастие.
ebooksa