Империя вампиров

Тощий смерил меня взглядом и процедил сквозь заострившиеся зубы:

– Как ты смеешь меня в таком обвинять? В Сан-Мишоне братья не используют свои дары друг на друге без дозволения, ты, мелкий слабокровный жополиз.

– Но иначе ты бы не пришел сюда, Талон. Надеялся застукать нас с Астрид, как ты застукал Аарона с Батистом? Хороший охотник использует слабости добычи против нее же. Желание – это слабость, не так ли? Как еще лучше избавиться от меня и сохранить ручки чистенькими, аки ангельские крылья?

– Так ты признаешься! Ты виделся здесь с сестрой-новицией?

– Но как ты узнал об этом? Если только не рылся у меня в голове.

– У меня есть глаза, де Леон. Я вижу, как она на тебя заглядывается.

– О, oui. Я не сомневаюсь, что ты присматриваешь за новициями. Решаешь, кого бы взять себе в помощницы? Сестра Ифе погибла уже несколько месяцев назад. А девочка, которую ты погубил в Косте, похоже, не уняла твой зуд?

Талон сощурил глаза.

– Что ты там сказал?

– Служаночка в замке Косте. Ты умело обставил это так, будто по шато разгуливают вампиры. Но ведь и ты оставался без пригляда, Талон, а когда показался в бальной зале вскоре после появления Лауры, глаза у тебя были красны, как кровь.

– Как и у Серорука. Я лишь выкурил трубку санктуса, чувырла ты болотная.

– Разве что от тебя не пахло им, как от Серорука. Глаза у тебя налились кровью не после трубки, а после того, как ты испил девицу. Совсем как Ифе в ночь ее гибели. – Я встал со стула и медленно направился к серафиму. – Когда Аарон предупредил меня о том, что ты залезаешь в головы, я удивился: зачем тебе избавляться от него и от меня? А потом вспомнил кое-что. Серорук лежал без сознания, когда Лаура обратилась к тебе на мосту в Косте. «Я посулила бы удовольствия, о каких ни девственник, ни святой брат не мечтал. Но ты ведь уже наш, бледнокровка». А уж когда она упомянула Ифе, ты, как болван, кинулся на нее очертя голову. Ты просто не хотел, чтобы мы с Аароном ее дослушали.

– Ах ты подонок мелкий… – зашипел Талон.

– И давно? – в гневе спросил я. – Давно ты пил Ифе? Давно с ней спал?

Талон выпучил глаза.

– Да как ты смеешь, т…

– В ночь своей гибели она приходила в собор! Стояла там на коленях перед Девой-Матерью, обхватив себя поперек живота. «Проклятие ты ниспослала мне или благо?» – вопрошала Ифе. Но лишь поговорив с Кавэ, я выяснил правду: из поездок за припасами в Бофор он привозит не только дурман-траву. Сестра Ифе попросила его раздобыть медокладезь, рябинобел и дождевику. Ты же мастер-химик, Талон, ну так скажи, зачем молодой женщине травы подобного рода?

Талон посмотрел на меня сквозь набухающие слезы.

– Ты понятия не имеешь, на что это похоже, сопляк, – прошипел он, стиснув кулаки. – Ты молод, и причастие пока тебя смиряет. Ты еще не ведаешь, каково это – лежать без сна, пока внутри тебя пожаром распространяется sangirè. Но у тебя все впереди, ты уже слышишь этот шепоток, легкий, как весенний дождик, но он усиливается, сопляк, о да. С каждым закатом крепчает, и скоро ты уже не будешь слышать ничего, лишь этот крик.

– Она была беременна, паскуда!