– Я про то, что принес клятву перед Девой-Матерью, мучениками и Самим Богом не любить женщины. А если сама останешься здесь, то скоро станешь Ему невестой.
– Так ты все же любишь меня…
Я отвернулся, чтобы она не видела ответа в моем взгляде. Но она присела ко мне на койку и развернула меня к себе, заставив смотреть в глаза. Смотреть на нее. Она была тенью на моих мыслях, когда я засыпал. Огнем моих грез, что не давали проснуться.
– Скажи, что не хочешь меня.
– Астрид…
– Скажи, и я покину это место и больше о тебе не вспомню. – По ее щеке скатилась слезинка и задержалась на дрожащих губах. – Но если ты все же хочешь меня, Габриэль де Леон, будь честен. Ибо только трус станет лелеять желание обладать чем-то, отсылая это от себя подальше. А я свое сердце трусу не отдам. Оно принадлежит льву.
Господь и мученики Его, как она была прекрасна: ее лицо в форме разбитого сердца наводило на мысли о сокровенных тайнах, глаза казались темнее всех дорог, по которым я проехал, и всех чудовищ, которых повидал, но в них мне виделся рай – только бы рискнуть, не убоявшись преисподней.
– Скажи, что не хочешь меня.
– Не могу, – прошептал я. – Боже помоги, не могу.
– Ну так бери меня, Габриэль. – Она порывисто и яростно вскинула голову. – Бери меня, а Бог, Дева-Матерь и все мученики пусть катятся в пекло.
И я забыл обо всем: запреты, законы, клятвы, что стали бы мне якорем посреди бури. Я поцеловал ее жадно и горячо, и в этом поцелуе увидел спасение и проклятие. Клятву, которую я мог сдержать.
Гореть мне на этом огне.
И там, во мраке кельи, мы раздели друг друга донага, обнялись. Она прикусила мне губу, руками впилась в волосы, села на меня сверху и, покрывая поцелуями, заставила забыть все мысли и страхи. Швырнуть все упования в пламя, горевшее между нами. Кончики моих пальцев заскользили по ее телу, вдоль изгибов и ложбинок, пока не оказались в тени между ног, такой нежной и не оставлявшей моих снов. Мы делали все тихо, общаясь взглядами, прикосновениями и сбивчивым, приглушенным дыханием, а страх разоблачения приводил нас в трепет, и это славное чувство вины вперемешку с похотью лишь добавляло сладости.
Ее губы касались моей кожи, как лед и пламя, лаская там, куда не заглянули бы смертные девушки. И я целовал ее так же, зарываясь лицом в ее бедра, теряя разум, когда она вжала меня в себя. Мы двигались неспешно, беззвучно выдыхая над укромными местами друг друга, пока не осталось только неизбежное, только огонь для нас двоих. Она царапала меня ногтями, умоляя «Трахни, меня, трахни», и когда я, затвердев, вошел в нее, плавно и глубоко, весь мир утратил для меня значение. Не осталось ничего божественного, кроме желания в ее взгляде. Я с радостью провел бы вечность в адских муках в обмен на мгновение райского блаженства внутри нее.
Она оседлала меня, и мы задвигались вместе, лезвия моих зубов касались ее атласной кожи, и она трепетала, шепча мое имя. И когда меня захлестнуло жаром, когда меня обожгло изнутри, она развернула мое лицо к себе и заглянула в глаза. В ее взгляде я прочел отчаянную нужду. Ее набухшие губы краснели вишнями.
– Укуси меня, – выдохнула она.
– Что?
– Укуси меня, Габриэль.
Зубы у меня заострились при виде пульсирующей жилки под млечным шелком кожи у нее на шее. Я этого хотел – Боже, помоги! – хотел так сильно, что больше ничего не видел, забыл вкус всего остального. Но я еще не совсем потерял себя и прогнал это чувство; я бурно дышал, пока Астрид двигалась, сидя на мне, – глубже, быстрее; теплая и невыразимо гладкая, она, как в танце, подводила меня все ближе к грани.
– Они увидят, – прошептал я. – Следы…
ebooksa