Империя вампиров

– Кто ты есть такая? – прорычал Дантон.

– Зови нас-с-с Лиат.

Раненая, Лиат все же излучала силу, и Велленский Зверь это чувствовал. Он плотно сжал губы.

– Тогда в сторону, Лиат. Эта добыча принадлежит крови Восс.

– Не отойдем, – ответила та. – Дитя идет с-с-с нами.

– С вами? – бросил Дантон. – Ведь ты одна, сестрица. Знаешь ли ты, кто я такой? Знаешь ли моего ужасного короля и отца, в дела которого сейчас встреваешь?

Вампирша склонила голову набок, подставляя ветру длинные черные локоны.

– Фабьена мы знаем. Знали задолго до того, как он предъявил права на свой пустой венец. Задолго до того, как его узнал ты, Дантон. – Она шагнула вперед, поднимая кровяной меч. – Сегодня мы изопьем твоей крови, маленький принц. Сегодня твой отец оплачет еще одно дитя.

Дантона перекосило от ярости и еле заметного страха. Впрочем, вряд ли принц вечности в такой близи от добычи уступил бы ее, и еще он явно не горел желанием объяснять потом папочке, что Грааль у него из рук вырвала другая пиявка. Он обернулся к своему черному кругу и прорычал, вложив в приказ всю силу королевской крови, текущей в его жилах: «Порвите ее! Девчонку я заберу сам!»

Высшие повиновались, набросившись на Лиат стаей воронов – черных и быстрых. Я успел еще заметить, как она вскинула меч и занесла для удара кистень, но тут на нас накинулся Дантон. Я заслонился от его выпада мечом и крикнул Диор: «Встань за мной!» Зверь ударил, и наши клинки сошлись в фонтане икр. Мы посмотрели друг на друга поверх скрещенной стали пылающими чистой ненавистью взглядами.

– Сегодня ты ночуешь в аду, де Леон, – прошипел Зверь.

– Это и есть ад, Дантон, – улыбнулся я. – Мне сам дьявол ворожит.

Сегодня мы дрались всерьез.

Когда мы бились в прошлый раз, я умирал с голоду, был слаб, и Зверь пронзил меня, как хряка, а до того мы схватились при хлипком свете солнца: я отнял Дантону руку по самый локоть и вырвал сердце его дочери. Зато теперь не было никаких оправданий, и ни один из нас не сказал бы, будто ему чего-то не хватает. Стоял лютый мороз и ночь темнела, как грех; Зверь вошел в полную силу. Но и я сиял, словно маяк, озаренный светом эгиды, и в моих жилах звенела песнь крови. О милости не просили, не молили о пощаде, мой долг повис над нами топором палача, и за спиной у меня встала бледная тень – наделенная красотой бесконечных зим и темных рассветов.

– Мой лев, – шепнула она.

Клянусь, я чувствовал их, моих ангелов. Ощутил любовь, тепло.

И с ними я был неуязвим.

Увы, непробиваема была и шкура моего врага. Я уже много лет не встречал такого противника: старожила Железносерда, принца падали. Его кожа встречала мои удары, словно каменная, и Пьющая Пепел чуть не вылетала у меня из рук, и хотя тело вампира с каждым нанесенным мною ударом покрывалось глубокими трещинами, я чувствовал, словно рублю гору. Клинок же врага мелькал, юркий, будто ртуть, и в нем отражался красный свет моей эгиды. Частично он слепил и обжигал Дантона, когда тот приближался, но выпады делать не мешал. Тот разил, как гром, как чудовище, которым и был: жестокий владыка мертвечины, отягощенный веками, которого одной только верой не одолеть.

Пьющая Пепел ударила вампира по горлу, отщепив кусок бледной шкуры, а он ответным ударом рассек мне плечо. На снег и на пылающего льва у меня на груди брызнула кровь. Я потянулся к Дантону в отчаянной попытке взять его за глотку и пустить в ход мой дар крови, но Велленский Зверь знал о судьбе, постигшей Призрак в Красном, знал, что мое прикосновение сулит ему конец. И старался держать дистанцию, кружа змеем и вскидываясь, стоило мне приблизиться. Он чуть не отсек мне ладонь, когда я потянулся к нему.

Дантон с улыбкой погрозил мне пальцем.