Король шрамов

22
18
20
22
24
26
28
30

Николай помолчал, не зная точно, как полагается себя вести в присутствии святого.

– Ты поэтому устроился в углу?

– Да.

– Прошу, не старайся ради меня. Говорят, у меня тоже есть кое-что общее с безобразными монстрами.

Многочисленные головы Григория тихонько захихикали – этакая скамья хихикающих присяжных Григориев.

– Я уже не могу контролировать свой облик. Когда-то я был то человеком, то медведем, но теперь, как только в мозгу возникает тот или иной образ, тело моментально стремится его воспроизвести. Это страшно утомляет.

Григорий съежился, и на миг перед Николаем предстал мужчина с добрыми глазами и темными кудрявыми волосами. На плечах у него была накинута медвежья шкура с медвежьей же головой. Неожиданно голова пошевелились, и в следующую секунду человек и зверь слились воедино.

– Не уверен, стоит ли упоминать об этом, – промолвил Николай, – но я слыхал, что шкура убившего тебя медведя хранится в сокровищнице королевской часовни в Ос Альте. Я надевал ее на коронацию.

– Боюсь, твоим священникам всучили подделку. – Медвежья мантия – подергивающаяся картинка – снова появилась на плечах Григория. – Этот медведь не умирал, как и я.

– Он стал твоим усилителем?

– Все гораздо сложнее. – Григорий вырос в размерах, прибавил в количестве рук и ног.

– Я помню твою историю. Ты был целителем. – Молодым и прославившимся своим умением исцелять самых безнадежных больных. Юный Григорий вылечил от тяжелой болезни сына одного знатного человека, а семейный доктор этого человека, видимо, испугавшись потерять работу, обвинил целителя в колдовстве. Григория бросили в лесу на съедение диким зверям, но он собрал кости других людей, растерзанных хищниками, смастерил из них лиру и заиграл такую умиротворяющую мелодию, что все медведи покорно улеглись у его ног. Наутро Григорий вернулся домой целым и невредимым. Тогда стражники знатного человека связали ему руки и снова отправили в лес. Играть на лире юноша уже не мог, и его разорвали на части те самые медведи, что накануне лежали перед ним, убаюканные мелодией. Кровожадная сказка для маленького принца. Удивительно, как Николай вообще не лишился сна.

– Я был целителем, – сказал Григорий, и его многочисленные ноги согнулись в коленях, как будто он собирался опереться на них многочисленными подбородками. – Но при этом делал такое, чего, пожалуй, делать не следовало. Я создавал младенцев для бездетных женщин, невест для зрелых мужей. Чтобы защитить княжеский замок, я сотворил огромного воина двенадцати футов ростом с кулаками, как валуны.

– Повторял детские сказки? – Николаю вспомнились истории о колдуньях и пряничных големах, которые рассказывала ему нянька.

– До поры до времени. А потом… Скверна оказалась слишком большим искушением. Я никогда не спрашивал себя, вправе ли совершать что-то, думал только о том, смогу ли.

– Подобная сила очень непредсказуема, – процитировал Николай Давида.

Григорий хихикнул, грустно и многоголосо – на лицах новой грозди голов появилось скорбное выражение.

– Со смертью все просто. А как насчет рождения? Воскрешения? Право созидать принадлежит одному лишь Первому Творцу. Я ставил опыты со скверной и утратил контроль над собственной телесной формой. Пришлось уйти в отшельники. Конечно, спустя какое-то время люди отыскали мое убежище. Они жаждали выведать все секреты, их даже не смущал мой внешний вид. Сила всегда притягательна, независимо от цены, которую придется за нее заплатить. Меня называли Ваятелем, количество моих учеников исчислялось сотнями. Я учил их применять свой дар в бою или в целительстве. Потом они уходили во внешний мир, и каждый из них носил мое имя.

– Гриша? Гриши… – удивленно произнес Николай. Выходит, Григорий был наставником первых корпориалов – целителей и сердцебитов. – Вот, значит, как все началось…

– Может быть, – сказал Григорий. – А может, это просто очередная сказка. Это было очень, очень давно. – Многоформенная сущность начала съеживаться и оседать – замелькали образы спящего медведя, устало сгорбленного человека. На Григория снова навалился тяжкий груз многолетнего заключения. – Пока вы здесь, я не стану слишком часто попадаться вам на глаза. Не люблю, когда на меня смотрят, да и привык жить отшельником. Но если что-нибудь понадобится, не стесняйся, приходи ко мне в башню. Знаю, выглядит она не очень располагающе, но, поверь, я буду искренне рад.