– Ты не понимаешь, – заговорил он.
– Не будь так уверен.
Ей приходилось убивать, и не раз.
– Я убил безоружного человека.
А Нина позволила толпе призрачных женщин разорвать на куски хранительницу.
– Пусть так, но…
Йоран схватил ее за руку.
– Он был моим братом. И предателем. Я выстрелил в него и оставил умирать в чужом городе. Я…
– Молчи, – выдохнула она.
Что бы ни собирался сказать Йоран, она не хотела этого слышать. Не хотела знать.
Но Йоран не стал молчать.
– Он сказал мне… Он сказал, что в мире много того, чего мне не нужно будет бояться, если только я пошире открою глаза. И я открыл. – Его голос прервался. – Теперь я боюсь всего.
Дрюскели приезжали в Кеттердам во время аукциона. Они назначили цену за голову Матиаса. Нине казалось, что она падает. Она стояла на коленях на булыжной мостовой, глядя на то, как гаснет свет в прекрасных глазах Матиаса. Она обнимала его, пытаясь удержать рядом с собой. Он умирал у нее на руках.
– А ты и должен бояться, – рыкнула Нина, пихнув Йорана в тень алькова, подальше от любопытных глаз. Он слишком опешил, чтобы сопротивляться, и со следующим вздохом ее костяной дротик уже прижимался к его яремной вене. – Ты должен дрожать и плакать в своей кровати, как и следует такому подлому трусу. Ведь это ты убил Матиаса Хельвара. Признавайся.
В его широко распахнутых глазах вспыхнуло изумление.
– Я… Кто ты?
– Мила?
Голос Ханны. Он казался таким далеким.