– Ты шутишь! Президенту пришлось вынести столько нападок, и он не пойдет на попятную в первый же день, только потому, что ты об этом попросишь.
– Так что же делать?
– Позвони еще раз в Принстон, – сказал я. – Свяжись с тем аспирантом. Быть может, ему удастся определить, к какому заключению пришел вчера вечером Бартоломью. Спрячься в какую-нибудь безопасную нору и за работу.
Финли рассмеялся:
– А где сейчас безопасно, черт побери?
Я рассказал ему про мотель в Алабаме, в котором мы с Роско останавливались в понедельник. Глухое место, как раз то, что нужно. Я сказал, что найду Финли там, когда вернусь. Попросил его пригнать «бентли» в аэропорт и оставить ключи и квитанцию на парковку в справочном бюро. Финли повторил мои указания, подтверждая, что все понял. Он гнал быстрее девяноста миль в час, но то и дело поворачивался, обращаясь ко мне.
– Следи за дорогой, Финли, – не выдержал я. – Не будет ничего хорошего, если ты угробишь нас в этой чертовой машине.
Усмехнувшись, он уставился на дорогу. Надавил на газ еще сильнее. Полицейский «шевроле» разогнался до ста с лишним. Затем Финли повернулся и на протяжении трехсот ярдов смотрел мне прямо в глаза.
– Трус, – наконец сказал он.
Глава 25
Пройти через металлоискатели аэропорта с дубинкой, ножом и большим пистолетом довольно трудно, поэтому я оставил камуфляжную куртку у Финли в машине, попросив переложить ее в «бентли». Он прошел вместе со мной в зал вылета и снял бо́льшую часть семисот долларов, имевшихся у него на карточке, на билет до Нью-Йорка и обратно авиакомпанией «Дельта». Затем Финли отправился искать мотель в Алабаме, а я прошел к самолету, улетавшему в аэропорт Ла-Гуардия.
В два часа с небольшим самолет поднялся в воздух, затем я тридцать пять минут ехал из аэропорта на такси и прибыл в Манхэттен в половине пятого. Я был здесь в мае, и тогда все было почти так же, как в сентябре. Летняя жара окончилась, и город снова приступил к работе. Такси провезло меня по мосту Трайборо, повернуло на запад по Сто шестнадцатой улице, обогнуло парк Морнингсайд и остановилось у главного входа Колумбийского университета. Я вошел внутрь и нашел службу охраны. Постучал в стеклянную дверь.
Полицейский, сверившись с листом бумаги, впустил меня. Провел в отдельную комнату и указал на профессора Кельвина Кельстейна. Я увидел перед собой старика, крохотного и сморщенного, с густой копной седых волос. Он был в точности похож на уборщика на третьем этаже тюрьмы Уорбертон, но только был белым.
– Латиноамериканцы возвращались? – спросил я у полицейского.
Тот покачал головой:
– Я их больше не видел. Секретарша профессора ответила им, что встреча отменяется. Быть может, они уехали.
– Надеюсь, – сказал я. – А пока вам придется некоторое время присматривать за стариком. Скажем, до воскресенья.
– В чем дело? Что происходит?
– Я сам точно не знаю. Надеюсь, старик меня просветит.
Охранник проводил нас в кабинет Кельстейна и оставил одних. Это было небольшое помещение, беспорядочно заваленное до самого потолка книгами и толстыми журналами. Кельстейн сел в старое кресло и жестом предложил мне сесть в такое же напротив.