Он печально вздохнул.
– Пуаро, когда вы начали подозревать Джона?
– А вы разве вообще не допускали мысли, что он убийца?
– Нет, конечно.
– Даже после услышанного вами разговора между миссис Инглторп и Мэри? Даже после, мягко говоря, неоткровенного выступления Мэри на дознании?
– Я не придавал этому большого значения.
– Неужели вы не думали, что, если ссора, подслушанная Доркас, происходила не между миссис Инглторп и ее мужем – а он это начисто отрицает, – значит, в комнате находился один из братьев Кавендишей? Допустим, там был Лоренс. Как тогда объяснить поведение Мэри Кавендиш? Если же допустить, что там находился Джон, то все становится на свои места.
– Вы хотите сказать, что ссора происходила между миссис Инглторп и Джоном?
– Конечно.
– И вы это знали?
– Разумеется. Как иначе можно объяснить поведение миссис Кавендиш?
– Но тем не менее вы уверены, что его оправдают!
– Несомненно оправдают! Во время предварительного судебного разбирательства мы услышим только речь прокурора. Адвокат наверняка посоветует Джону повременить со своей защитой до суда – когда на руках козырный туз, выкладывать его следует в последнюю очередь! Кстати, Гастингс, мне нельзя появляться на судебном разбирательстве.
– Почему?
– Потому что официально я не имею никакого отношения к следствию. Пока в цепочке доказательств отсутствует последнее звено, я должен оставаться в тени. Пусть миссис Кавендиш думает, что я на стороне Джона.
– Пуаро, это нечестная игра! – воскликнул я негодующе.
– Мы имеем дело с очень хитрым и изворотливым противником. В средствах он не стесняется, поэтому и нам надо сделать все, чтобы преступник не ускользнул из рук правосудия. Пускай все лавры – пока! – достанутся Джеппу, а я тем временем доведу дело до конца. Если меня и вызовут для дачи показаний, – Пуаро улыбнулся, – то я выступлю как свидетель защиты.
Мне показалось, что я ослышался!
–
– Какой?