И вот теперь все они здесь – в этом доме. В этом… «Паучьем княжестве». Готовы перегрызть друг другу глотки, только бы не слушать, не слышать.
Всевышние наказывали их за то, что посмели в них усомниться. Всевышние отвернулись от них.
Первой жертвой пала она сама. Конечно, она сама. Ведь как она посмела?…
Существо – ни живое, ни мёртвое – оно преследовало теперь Маришку. Неустанно. Во сне, в мыслях, наяву.
Да, вот так. Ведь несложно признать.
Но кто потом?
Настя. Разумеется, Настя. Припадочная, одержимая подружка – здесь, в этой усадьбе она порой походила… да-да, вот на кого! Маришка всё не могла взять в толк, что её так смущает, что крутится, танцует на самом кончике языка, на границе сознания. Но теперь-то она поняла. Настя
Её лицо меняет порой выражений столько да так стремительно и невпопад, что и не уследить. И когда это началось? После первого припадка, конечно.
Кто потом?
О, теперь-то пришла Володина очередь. Их главный
Интересно, как много было здесь их ещё? Остальных, также павших жертвами дурного этого места? Прогневивших Всевышних. Заставивших весь Пантеон отвернуться от них.
Была ли одной из них и Танюша?
«Наверняка».
Вот чем был этот дом… Это «Паучье княжество».
Их
Слишком много себе они позволяли, пряча под простынями мятые листки из
Княжеская усадьба, очевидно, должна была расквитаться с каждым по-своему. Само это место… Место преступления против Единого Бога и всего Пантеона. Место резни. Лобное место.
Всевышние бросили их наконец на растерзание всем тем Навьим тварям, к которым столько лет и так самозабвенно каждый из них так хотел
Губы сами собою искривились в улыбке. Её было до того сложно сдержать, что приютской то и дело приходилось закрывать лицо ладонями.
Она понимала так ясно, как дневной свет: никто из них – ни она, ни Володя, ни даже Настя – больше не были здесь собою прежними. Каждый проведённый в этом доме час, каждый день они… Менялись. Становились одержимы каждый своею идеей. Навязчивой. Тревожной. Теряли рассудок – вот на что она была готова поставить зуб.