– Но ежели ты не хочешь…
– А с какой такой г'адости мне хотеть?! В лучшем случае отведаем г'озог, а в худшем… Маг'ишка, кончай заниматься ег'ундой и, коли у тебя есть силы, пойдём! Не нужно лишний г'аз её злить…
Маришка перевязала верёвкой карандаши и бросила их в саквояж. Боль, скручивающая живот с невероятной силой, утихала всего на какие-то пару мгновений, в которые приютская могла говорить… А затем обрушивалась снова, заставляя замолкнуть. Словно приливы и отливы.
Словно приливы и отливы.
– У тебя тг'япки-то ещё есть? – Настя с минуту молча наблюдала за подругой, а затем снова взялась за ручку.
– Отстань.
– Я пытаюсь помочь!
– Тогда помоги… мне… собраться, – Маришка напряглась так, что на лбу проступила вена.
– Ты не в себе, – Настин голос смягчился. – Ладно, я всё объясню Анфисе. Оставайся и отлежись.
Она открыла дверь, и Маришка взвизгнула:
– Нет!
Настасья застыла в нерешительности на пороге.
– Не оставляй меня здесь одну!
– Как интег'есно, со мной ты именно так поступить и думаешь…
– Так пойдём вместе! – проскулила Маришка, сворачиваясь клубком на полу. – Сколько раз мне ещё…
– Нам нет надобности никуда бежать. Ложись в постель. С Анфисой я г'азбег'усь.
– Я видела Нечестивого!
Настя стиснула зубы. Окинула подругу ледяным взглядом. Маришка почувствовала, как щиплет глаза:
– Поверь же мне наконец! Пожалуйста!
– Знаешь… – Настя вдруг улыбнулась. Так холодно, так высокомерно, как никогда-никогда не улыбалась Маришке. – А у вас с ним так много общего. Оба сдвинулись с ума, но знаешь… Наверное, и поделом вам.