Маришка посмотрела на Настю. Та сидела, кривя губы в самодовольной усмешке. Глаза блестели злорадством. Кулаки и губы плотно сжаты.
Но чему ей радоваться?
У неё всё валилось из рук. Все те малые пожитки, что имелись – дневник, чулки и подштанники, наполовину беззубый гребень для волос, – всё норовило выскользнуть из хватки хозяйки. Слабость была невыносимая, комната перед глазами плыла, то рассыпаясь на мелкие фрагменты, то собираясь воедино слишком яркой, слишком чётко очерчённой.
Вязанка карандашей, которыми приютская вела дневниковые записи, раскатилась по полу, когда Маришка рванула замок саквояжа. Очередной спазм внизу живота заставил девушку скорчиться на паркете, но она всё равно продолжила слепо шарить рукой под кроватью.
Бежать.
От мертвецов, от крови, от плюющихся ядом сверстников, от безумных Володиных идей. Ей здесь не место. Она не выдержит такой жизни. Этот дом сведёт её с ума.
Только бежать.
Что бы Володины находки ни значили.
Пальцы наткнулись на что-то твёрдое и холодное, и Маришка взвизгнула, отдёргивая руку. К глазам подкатывали слёзы, и она поняла, что больше так просто
Настя окинула её сочувствующим взглядом, а Ковальчик того и не заметила, испуганно таращась под кровать.
Но там оказался всего лишь стёрка – затвердевший хлебный мякиш. Бледный и хладный, он походил на кожу умертвия, и Маришка поняла: его она брать с собою уж точно не станет. В её жизни больше не будет ничего напоминающего об этом проклятом месте.
– Пог'а идти, ты сможешь? Анфиса г'ассег'дится, – Настя в коричневом форменном платье и с высоко собранными волосами сжимала дверную ручку. – Я ещё хочу зайти к Александг'у.
– Мне надобно собрать вещи…
– Дуг'очка…
Маришку трясло. Губы побелели, по щекам катились слёзы. Одной рукой она держалась за живот, второй – всё ещё шарила по полу, сгребая в кучку разлетевшиеся карандаши.
– Зачем тебе уходить? – Настя резко отпустила ручку, и та с глухим хрустом взлетела вверх. – Ну подумай сама, нет же никаких вменяемых доказательств! Это Володино полоумие, а в пустоши полно капканов и ям! До дег'евни далеко, ты не знаешь, куда идти, и вг'яд ли вообще сможешь в таком состоянии, там сугг'обы… И… и ты собиг'аешься бг'осить меня, а ведь талдычила годы напг'олет, что я тебе будто сестг'а!
Плевать Маришке было на Володино полоумие. Плевать на то, что она тылдычила Насте.
Ей просто надобно было убраться отсюда. И если дом этот решил удержать её при помощи подружки, что ж…
Пора было положить этому конец: