Маришка поднималась быстро и бесшумно, насколько позволяла ловкость. И все же она была неуклюжей – особенно против подружки Настасьи. Ступени были круты, и приютская то и дело спотыкалась, хватаясь за перила, пальцами увязая в пыли и паутине.
Но лестница почти не выдавала её шагов. Почти не скрипела. Маришкина поступь была мягкой. Поднимаясь в полной тишине, Ковальчик отчётливо слышала приглушённые, доносящиеся с нижнего этажа голоса остальных. Похоже, мышелов заставил их позабыть о том, что в доме они не одни.
Они ведь так, должно быть, шумели – удивительно, как Яков или смотритель не слетелись к ним, будто вороньё на лобное место. В этом отношении им повезло сегодня ночью.
За этот раз, вероятно, пришлось расплатиться потерей малолетки и встречей с проклятой куклой. Всевышние никогда не посылали даров просто так. Жертва – воздаяние, жертва – воздаяние. Так это всегда и получалось.
А теперь? Будет ли Мокошь сопровождать их так долго? Едва ли.
«Болваны! – не без тени злорадства думалось Маришке. – Надо полагать, будет прилюдная порка».
«Хорошая порка будто бы пилюля от всех хворей, – любил говаривать Яков Николаевич господам из попечительского совета. – Да чем народу больше глазеет, тем для них полезнее. Ну неудивительно?»
Те с умным видом кивали, всё поглядывая на брегеты. Ни для учителя, ни для попечителей, ни для сирот секретом не было, что дела благотворительные считались обузой.
«Так им и надо. – Маришкину глотку будто удавкой стискивала обида. – Вас высекут. Всех до одного. Высекут! А я буду смотреть».
Они её бросили. Второй раз за ночь. Просто оставили за ненадобностью.
Разумеется, когда им было до неё дело? Провалится в «дыру в полу»? Ничего, ведь это Ковальчик. Наткнётся на Якова? Да и пускай, кому какая разница?
«Как всегда!
Ступень под ногой скрипнула непозволительно громко, сбивая девчонку с мыслей. Маришка была такой невнимательной. Такой неуклюжей. С Настей ей и рядом не стоять.
Ковальчик запоздало бросила взгляд вниз, но не прежде, чем ощутила, как половица уходит из-под туфли.
«Проклятье!» – только и успело промелькнуть в голове.
И ступень хрустнула.
Приютская не сумела в этот раз ухватиться за перила, проваливаясь вниз. Она рухнула на четвереньки, и кусок доски вспорол кожу до самого колена, когда правая нога ушла глубоко под пол.
«Проклятье!»
На лестнице стоял грохот, и стены, и высокий потолок – всё в этой зале-колодце едва не дрожало от его натиска. Эхо поднялось высоко вверх – к длинным бусинам люстры.
ebooksa