Свистящий звук розог, рассекающий воздух, не унимался ещё около четверти часа. За ним не следовало ни стонов, ни криков. Не слышалось и нравоучительных речей Якова Николаевича.
«А ведь всё это так неважно… – скользило на задворках сознания. – Мы, вероятно, так и помрём здесь, раз они не верят».
Маришка избегала смотреть в окно. Но и она, и Настя не раз вздрагивали, когда звук удара выходил особенно громким.
– Твой завтг'ак, – Настя, ненадолго покинувшая их спальню, вернулась с оловянной миской и стаканом воды. В её отсутствие Маришка с головой закуталась в одеяло, избегая смотреть куда-либо, кроме узора из трещин на потолке.
– Хлеб, – констатировала она, стоило подруге приблизиться. – Неужели здесь нет ничего, кроме хлеба?
– Служанка сказала, у них, видать, паг'омобиль поломался, – Настасья пожала плечами. – Заглох где-то в пути, навег'ное. Но со дня на день они ждут пг'ипасов.
– Как интересно, – едко отозвалась Маришка. – А вчера здесь пахло
– Полагаю, для господина учителя, – с нажимом произнесла подруга, – имеется дг'угой погг'еб.
«Как и всегда» – так и повисло в воздухе. Маришка хмыкнула. И не теряя больше ни мгновения, жадно вгрызлась в ломоть. Тот, как и вчерашний, оказался заветренным и пах сыростью.
Небо за окном было будто портянка – низкое, серое. Откинувшись на подушку, Маришка долго его изучала. Птицы по нему не летали. Не было даже облаков. Пустое небо, пустое поле на многие вёрсты вокруг.
Маришка вдруг осознала: они здесь ведь совсем одни – горстка сирот посреди голой равнины. В холодном, сгнившем доме без должных запасов еды.
Она вздрогнула. И вдруг спохватилась.
– Так, а что Танюша? – с напускным безразличием спросила она.
Настя замялась.
«С чего бы это?» – нехорошее предчувствие неприятно зашевелилось под кожей. Но Ковальчик лишь спросила:
– Её тоже высекли?
– Александг' сказал… В общем, её так и не нашли.
Маришка медленно села в кровати.
– Что? – в ушах зазвенело.
– Утром на поиски отпг'авили смотг'ителя. Он пг'очёсывает пустошь, – покачала головой подруга.