Серый дневной свет придавал ей немного уверенности, так что она заставила себя думать о другом, в конце концов. Почти о другом. О том, чтобы одеться и выйти во двор – лишь бы побыть в безопасности вне стен этого дома. По крайней мере, днём.
«Проклятый дом…»
Не могла она никуда пойти. И сбежать она не могла.
«Проклятье!»
Маришка растянулась на матрасе и закрыла глаза. Выходить из комнаты – одной, когда голова так кружится, а на ногу почти невозможно наступать – было глупостью. Да и за дверью её ждали не только поломанные мышеловы и ожившие мертвецы, но и Анфиса, и стукачи господина учителя, и – самое главное – сам Яков Николаевич. Один шаг за порог – и к больной ноге добавятся свежие рубцы на спине.
«Всевышние, ну почему?»
Чьё-то дыхание вдруг опалило щеку, выдёргивая из невесёлых дум. Заставило дёрнуться от ужаса. Глаза распахнулись. От учащённого сердцебиения загрохотало в висках. Маришкины мысли сбились.
Но с потолка не свисало ничьего лица. И уж, конечно,
Приютская сглотнула. Резко выдохнула и вновь заставила себя смежить веки.
«Так никуда не годится. Так ты попросту лишишься рассудка!»
А может, она
Маришка стала молиться. Надобно было только помолиться. Теперь-то уж она знает наверняка: Нечестивые существуют. Надобно только обратиться к Всевышним. Они точно защитят её. Ведь защитят?
Её губы беззвучно шевелились. Глаза бегали под плотно закрытыми веками. Руки сложены на груди в молитвенном жесте. И как бы Маришке ни было страшно – лежать здесь одной, вздрагивая от каждого удара ходящих на сквозняке ставней, ёжась от каждого стона ветра в оконных щелях – молитва сумела её успокоить. Она… всегда успокаивала.
– Опять спишь?! Ну же-е, поднимайся!
Бодрый Настин голос вырвал приютскую из беспокойного сна. Это было резко. Это было неприятно.
Маришка не без усилий разлепила глаза, щурясь от белёсого света за окном.
– Ну-у, погляди-и! – Настя, давно переодетая в коричневое приютское платье, сияла, тыча подруге в лицо глиняной миской. – Пг'одовольствие пг'ивезли!
– Что это? – приютская приподнялась на локтях, всё ещё смаргивая дремоту. Перед глазами всё плыло.
– Похлёбка! – подруга наклонилась над миской и с блаженством на лице втянула носом пар. – М-м-м! Я чуть не съела, пока несла. Давай, – она поставила её прямо на одеяло, – ешь.
С широкой улыбкой Настя вручила подруге ложку.