– Это… – Маришка медленно, на четвереньках подползла к Таниной кровати, так и не разжимая кулаков, чтобы не было заметно, как трясутся пальцы. – Это странно. Мне казалось… я видела саквояж, когда мы… Когда мы вчера вернулись…
– Да бг'ось, – фыркнула Настя. – Я точно его ночью не видела.
– Не видела или просто не хочешь…
– Я сказала тебе, пг'екг'ати!
– То есть по-твоему, она решила сбежать, никому ничего не сказав?
– А ты что, стала бы говог'ить?
Приютская раздражённо дёрнула плечом. Но возразить было нечего.
– Да ей и некому было, – довольно прищурилась Настя, когда Маришка ссутулилась. – Сама подумай, дг'узей она вг'оде не успела завести.
– Положим, – Ковальчик заправила волосы за уши. Сдаваться ей не хотелось. – Но что теперь?
– А что тепег'ь? – Настя протянула подруге руку, желая поднять ту наконец с пола. – Найдут, вег'нут, выпог'ют. Ты, что ли, сама не сбегала?
Маришка не стала ничего отвечать. То и не было нужно.
Настя аккуратно подняла её на подламывающиеся ноги. Маришка выдавила улыбку, отнимая у той руку. Принимать помощь от
Анфиса, служанка, что выносила накануне приютским воду и хлеб – её имя сообщила Маришке Настасья, – около полудня велела всем выстроиться в коридоре. И Настя… Настя выторговала у неё Маришкино право остаться в постели, ведь её «женские боли всё никак не отпустят».
– Она лишилась чувств, едва встав поутг'у с кушетки! Служанке до этого, разумеется, не было дела. Но она отчего-то отступила. Пообещав, однако, обо всём донести господину учителю.
– Останься тоже! – злясь сама на себя за слабость, выпалила Маришка, стоило Насте направиться к двери.
Без Насти комната останется совсем пустой. С одиноко стоящей Танюшиной кроватью. С мерзкой темнотой под ней… Маришка лежала у самой стены, отодвинувшись от края матраса настолько, насколько только позволяли его размеры. Вжавшись в стену плечом, с руками по швам, боясь высунуть даже кончик ногтя из-под тонкого одеяла. Будто то спасло бы её.
– А?
Как только подруга обернулась, Ковальчик пожалела о вырвавшихся словах. Настя ликовала. Весь её вид так и голосил: «Нуждаешься во мне? Во мне, в крысе?»
Но тьма, таращившаяся на Маришку из-под кроватей, заставила её затолкать гордость куда поглубже.
– Скажи служанке, мне требуется уход, – проклиная саму себя за трусость, едва слышно сказала Маришка.