Паучье княжество

Уроки-то, конечно, раньше волновали её. Уроки – главным образом этика, грамматика и богословие, для девочек ещё рукоделие – были неотъемлемой частью приютской жизни. Наряду со строевыми прогулками и ежедневной уборкой – которая, впрочем, отнимала большую часть дня. Императорским указом, выпущенным ещё до Маришкиного рождения, но слишком часто перечитываемым Яковом Николаевичем, мужские и женские учебные заведения были объединены. «Ради прогрессивного общества» – говорилось в грамоте. «Шоб деньгу сэкономить, – ворчал приютский сторож. – Вона как для богатых ничего не поменялося, как учились себе раздельно, так и… Ай, чаго говорить…»

Но, несмотря на «прогрессивные» совместные занятия, часов, отведённых на учебу, у девочек было меньше, чем у мальчиков. А шитьём и стряпнёй мальчишки и вовсе не занимались. Но классы для всех были обязательны. Нельзя было безбоязненно прогулять занятия. Их никогда не отменяли – даже по болезни учителя – находили замену из помощников-воспитателей или приютских постарше. От уроков освобождали лишь на время праздников да хворей. И хотя на престоле восседал уже другой Император – и новый, со слов всё того же сторожа, был «с этим, как его… контрреформистским креном, вона как», – уроки, к величайшему Маришкиному сожалению, оставались одной из важнейших составляющих приютской жизни.

Уроки… Такое ненавистное раньше занятие.

Теперь-то Ковальчик казалось всё это совсем пустым и глупым – думать о такой ерунде.

«Я видела. Я видела его, – уверяла она будто бы саму себя. – Видела».

– Ты табак нюхала? – вдруг спросила Настя.

От звука её голоса Маришка вздрогнула:

– А?

– У тебя крошки, – она со снисходительной улыбкой ткнула на ворот ночной Маришкиной сорочки.

В коридоре сделалось тихо. Настя поднялась с постели и приблизилась к дверной щели.

– Никого, – победно прошептала она, – одевайся. Скажем, тебе понадобилось к Анфисе за тг'япками для этого самого.

«Для этого самого…» – что ж, унизительней повод было сложно придумать.

Интересно, это тоже было частью Володиной задумки?

Падать с лестницы – специально или случайно – занятие не из приятных. Коварные разновысотные ступени да хлипкие перила делали даже запланированное падение непредсказуемым.

Маришка Ковальчик – выдумщица и лгунья – конечно, уже проделывала подобное. Не только она одна, нужно сказать. Специально случайно себя покалечить было несложно. А потом отлёживаться в кровати, пропуская молитвы, уборку и классы, отрадно. Учителя не особенно озадачивались расследованиями. Им не было до этого дела – всем, кроме Якова, – они предпочитали отправить неудачника или неудачницу с глаз подальше: в постель. И только Яков Николаевич – не без помощи стукачей – бывало, докапывался до истины. И вот тогда-то симулянту было несдобровать.

Обыкновенно Маришка подворачивала ногу – она была мастерицей подворачивать ногу. На ровном месте, прямо не отходя далеко от кровати. Делов-то там было… А вот падать с лестницы ей ещё не приходилось. Но, вероятно, приходилось кому-то из Володиных. Не просто же так это взбрело ему в голову.

«Он мне помогает…» – эта мысль заставляла её лицо алеть.

Впрочем, зря. Ей ли было не знать, он спасает в первую очередь всегда свою шкуру.

Воспитанницам удалось добраться до лестницы незамеченными. И дальше дело, казалось бы, оставалось за малым. Но Маришка, мнущаяся у перил, долго не могла примериться, смекнуть, куда и как падать.

– Нужен шум, – поучала Настасья. – И чтобы тебе было чуточку по-настоящему больно. Так пг'авдивее.