Дерево красной птицы

Королева рассмеялась. Вот только в ее смехе не было ни капли радости.

– Я думала, ты умнее, Тами, – сквозь смех сказала она. – На протяжении двадцати лет брака Владыка делал все, чтобы отстранить меня от власти. Он умело воспользовался связями и моим высоким происхождением, но никогда не позволял мне вмешиваться в политику. Потому что он всегда чувствовал мои амбиции и знал о влиянии, которое мой род оказывал на знатные семьи Когурё. Как все остальные женщины королевского дома, я нужна только для того, чтобы произвести на свет наследника. Ты чем-то похожа на меня. Я вижу твое желание заполучить власть, пусть не для себя, а для Науна. Но поверь, ты напрасно стараешься. Ты не сможешь переломить сложившийся порядок. Мне жаль Науна, он ведь мой сын, но ему лучше прожить жизнь, как младший принц, и не бросать вызов судьбе. Это для его же блага. Он не выстоит в этой борьбе даже с твоей помощью.

Воцарилась тишина, и сердце Науна отсчитывало гулкие удары. На лбу от напряжения выступила испарина.

– А если выстоит? – тихо спросила Тами, и по телу Науна прокатилась волна жара. – Мне кажется, он слишком долго оставался в тени старшего брата, и его никто не воспринимал всерьез из-за детской влюбленности в Кымлан. Министры и Владыка слишком рано списали его со счетов, не разглядев в нем дальновидного и умного политика, который может преданно служить своей стране. Да, он ошибался. Но кто из нас не совершал ошибок? Даже Первый министр, руководивший походом на Пэкче, недооценил противника и затянул войну на несколько лет. Так почему же никто не хочет дать шанс моему супругу продемонстрировать свои умения? Почему раз за разом министры и наследный принц загоняют его в угол и обрезают крылья?

– Ты говоришь не как жена, а как политический союзник, – отрезала королева. – Если хочешь сохранить теплые чувства между вами, тогда не лезь в это. В этом была моя ошибка. Я увлеклась политическими играми и забыла о долге жены, а в итоге потеряла мужа. Не повторяй моих ошибок, Тами.

– Я сделала свой выбор, Ваше Величество, – горько проронила она. – Мне никогда не получить любовь принца, поэтому я должна сделать все, чтобы помочь ему достичь желаемого. Я знаю, как тяжело он перенес утрату любимой женщины, но он нашел в себе силы жить только потому, что в политике увидел будущее. Прошу вас, помогите ему. Не отнимайте у него единственное, ради чего он живет.

Сердце Науна разлетелось на сотни осколков. Его дыхание сбилось, пока он пытался осмыслить все, что только что услышал. Развернувшись, он медленно побрел назад, стараясь собрать осколки в единое целое.

Слова Тами были пропитаны такой горечью, обреченностью и любовью, что он больше не мог в ней сомневаться. Ему было ужасно стыдно за то, что он так отвратительно относился к ней после свадьбы. Убедил себя в ее неискренности и в том, что нужно держать ее на расстоянии, как ядовитую змею, которая в любой момент может укусить. Он разочаровался в людях, перестал им доверять и поэтому не допускал даже мысли, что Тами может быть кем-то, кроме искусной лгуньи. Но в разговоре с королевой она не лгала, и это чувствовалось в каждом слове. Изменятся ли их отношения теперь, после всех сказанных слов, бездны недоверия и лжи?

Через пять дней, на очередном заседании Совета, большинством голосов было решено отправить в Силлу принца Науна. Видимо, королева все-таки воспользовалась своими старыми связями и убедила несогласных чиновников, но Наун понимал, что эта заслуга целиком и полностью принадлежит Тами.

Первый советник вместе с Насэмом кипели от ярости и, по словам Ёна Чанмуна, стали чаще встречаться вечерами в покоях наследного принца. Очевидно, они разрабатывали какой-то план против возрастающего влияния младшего принца, и министр Ён очень торопил приготовления к отъезду, опасаясь, что из-за их козней и интриг все может рухнуть в последний момент.

К счастью, все прошло благополучно, и Наун вместе с Тами отправились в Силлу.

Принцесса отказалась ехать в повозке. Она вновь надела мужской костюм и оседлала коня. Наун покидал Когурё, полный надежд и ощущения, что этот визит многое изменит в его жизни. И даже постоянно сыпавший снег, который летел в глаза и застилал широкую дорогу, не испортил его настроения. Он сделает все, чтобы показать себя достойным представителем Когурё и оправдать оказанное ему доверие.

Когда Куннэ осталось за спиной, Наун обернулся и с улыбкой посмотрел на родной город. Вдалеке он увидел черного всадника на вороном коне, который неподвижно смотрел им вслед. Смутное подозрение шевельнулось где-то в сердце, но он отогнал от себя чувства и, пришпорив скакуна, двинулся дальше.

С того разговора в его покоях они с Тами почти не общались и лишь изредка перебрасывались незначительными фразами. Науна жгла досада и чувство вины. Каждый день он собирался поговорить с женой, извиниться и поблагодарить за помощь, но всякий раз его что-то останавливало. Тами же, судя по всему, выбрала тактику холодного игнорирования и словно не замечала его терзаний. По крайней мере, она не собиралась облегчать его переживания и первой заводить разговор. Ночами у Науна тоже не было возможности объясниться, поскольку они на ночлег размещались, по обыкновению, в разных комнатах.

До Сораболя, столицы Силлы, оставалось два дня пути, и Наун нервничал все сильнее. Собрать дань у дикарей мохэ и приехать с визитом к марипкану Силлы – совершенно разные вещи, и он чувствовал груз ответственности за столь важное мероприятие. К тому же его беспокоила двусмысленность собственного положения: Сильсон наверняка хотел бы увидеть на его месте Насэма, и в этом брат был прав. Кан действительно мог расценить это как пренебрежение к его статусу, и перед Науном стояла серьезная задача убедить короля в том, что Когурё уважает его и готово предоставить любую помощь, в том числе и военную, если понадобится. Но при этом не уронить достоинства и показать, что это помощь вассалу от старшего государства.

В одну из ночей Науну не спалось. Он вышел на морозный воздух, чтобы очистить голову и тщательно продумать, что скажет кану Силлы. На постоялом дворе периодически раздавались характерные звуки: фырканье лошадей, тихий разговор только что заселившихся постояльцев и суета никогда не спящих хозяев. Наун запрокинул голову, подставляя лицо падающим снежинкам, кружившим в свете оранжевого фонаря у входа. Они покалывали щеки холодными иголками, отчего по коже побежали мурашки.

Сегодняшняя ночь казалась какой-то особенной. Сквозь тонкий туман облаков проглядывал острый серп нарождающегося месяца, и Наун воспринял его как хороший знак. Тихое бормотание постояльцев почему-то вызывало улыбку, а мысль, что за стеной сейчас спит Тами, странно согревало сердце. Отбросив все страхи и стыд, Наун твердо решил завтра же объясниться с женой и попросить прощения.

– Вас что-то беспокоит? – за спиной раздался мягкий голос, и Наун дернулся от неожиданности.

– Тами? Я думал, ты спишь.

– Не могу заснуть. – Она встала рядом с ним, плечом к плечу, и тоже посмотрела в черное небо.