Дерево красной птицы

Глава 13. Кымлан

Кымлан медленно вытянула замерзшие ноги и тихо встала: нести караул было изматывающе. Она выпрямилась, медленно повернулась, разминая спину, и тут же наткнулась на Даона. Погруженная в свои мысли, она забыла, с кем именно осталась в дозоре. Он настороженно следил за ней, но в его глазах, помимо снисходительной неприязни, появилось что-то новое. Что-то похожее на сочувствие.

– Никогда бы не подумал, что окажусь с тобой в одной лодке, – прошептал он и криво ухмыльнулся, будто этот факт был для него оскорбителен.

– А я бы никогда не подумала, что когурёсец будет служить мохэсцу, – ощетинилась Кымлан.

Это и правда удивляло: у них была одна родина, но волею судьбы они оказались врагами. А теперь вынуждены были сражаться бок о бок.

– По-твоему, лучше служить продажным министрам, которые ни во что не ставят жизни своих подданных? – Он крепче сжал исцарапанные ножны. – Твоя страна отвергла тебя. Зачем тебе возвращаться туда?

Болезненная рана в душе, которую Кымлан пыталась игнорировать так долго, мгновенно вскрылась. Но при мысли об отце, родном доме и друзьях, которых она совсем скоро увидит, сладко защемило сердце.

– Ты прав. Однако это моя родина, и я очень тоскую по ней.

– Не лучше ли остаться с теми, кто действительно тобой дорожит? – Даон повернул голову к спящему Мунно. – С людьми, которые тебя любят. Я уверен, они бы хотели, чтобы ты осталась с ними. Ты больше не рабыня и сможешь занять достойное место в племени Сумо. Хан ценит преданных и честных людей.

Слышать такое от Даона, который презирал ее с первой встречи, казалось чем-то немыслимым.

Кымлан подумала о том, как все изменилось за эти два с небольшим месяца. Как изменилась она сама – от той восторженной девчонки, которая скакала на породистом коне по левую руку от принца Науна, ничего не осталось.

Почему она с мохэсцами? Почему помогает врагам? Ведь это не ее война! Ее родной стране кидани не угрожают, а выбраться из плена вместе с Сольдан она может и без посторонней помощи. Тут в памяти всплыли затравленные глаза рабов, худые и истощенные адским трудом тела, и ответ возник сам собой. Она сражается за людей. И неважно, на какой территории они родились. Эти люди были дороги Кымлан так же, как принц Наун и принцесса Ансоль, как отец и погибший Чаболь, как и все остальные когурёсцы, оставшиеся по ту сторону горных хребтов.

Что скажет отец, узнав, что она сражается бок о бок с врагами? Назовет ли ее предателем? Он всю жизнь воспитывал в дочери верность своей стране, убежденность в величии Когурё и его праве делать все, что требуется для поддержания статуса мощного, воинственного государства. И до плена Кымлан никогда не сомневалась в этом. Но теперь, когда она увидела врага изнутри, в ней что-то изменилось. В голову закрались страшные своей преступностью мысли, которые, даже не оформленные еще в ясные слова, потихоньку подтачивали монолит прежних убеждений.

– Там тоже есть люди, которые меня любят и которые, возможно, не потеряли веру в то, что я жива. Я должна вернуться хотя бы ради них, – ответила она, вспоминая родной дом на холме, поросшем диким клевером; строгие, но теплые глаза отца; нежную привязанность Ансоль и горячее сердце Науна. Душа снова заныла от воспоминаний. Все это время только мысли о родных и надежда на встречу, пусть даже не скорую, давали ей силы жить, и отказаться от них – значит умереть.

– Ты уверена, что они все еще ждут тебя? – Голос Даона прозвучал странно, и нехорошее предчувствие закралось у нее внутрь.

– Что ты имеешь в виду? – Кымлан впилась в него глазами.

Даон молчал, словно не мог решить, что говорить.

– Я не понимаю твоего слепого желания служить тому, кому ты не нужна. Когурёсцы выбросили тебя, как ненужную вещь. Они не способны ценить ни верность, ни преданность, – бросил он, и Кымлан поняла, что Даон сейчас говорит не про нее, а про себя.

– Как ты оказался в племени Сумо? – поинтересовалась она, не особенно надеясь на его откровенность. Она просто хотела сменить тему, а не начинать ссору перед предстоящим опасным делом.

Однажды он уже дал понять, что не станет раскрывать ей душу, но именно сейчас Кымлан остро почувствовала их общие корни. В холодном свете луны она ясно видела в его лице родные когурёские черты, тщательно скрытые за чужой одеждой и прической. Длинная коса вместо забранных в пучок волос, открытый лоб вместо повязки с трехногим вороном. Его широкие плечи вполне могли бы покрывать роскошные черные доспехи вместо серой мохэской формы. Возможно, он стал бы прославленным генералом, которым гордилось бы Когурё.