— Ты хочешь сказать, что никогда не был прикован наручниками, даже к кровати? Почему мне так трудно в это поверить? — Это просто невозможно.
Его правое плечо поднимается.
— Мне не нравится быть привязанным к столбику кровати — у меня проблемы с доверием.
— О! Тебе не нравится быть связанным? Что самое худшее, что может случиться?
— Кто-то может оставить меня там сидеть с моим барахлом, всего такого уязвимого и прочее. Нет, спасибо, это не моё.
Его голос звучит глубоко и наполнен юмором, и, господи, теперь я представляю его обнаженным, с шелковыми галстуками, обернутыми вокруг запястий, с раздвинутыми ногами и…
— Серьезно, Скарлетт? Прошло пять недель — я уже могу читать твои мысли.
— Нет, не можешь.
— Да, черт возьми, могу — у тебя в голове одни пошлости.
Мой румянец непривлекательно темнеет на моей ключице.
— Я никогда ничем не светил перед барменом за бесплатный напиток в баре.
Ничего.
— Серьезно, Роуди? Ты никогда не подмазывался к бармену?
— И что бы я им показал мой жезл?
— Ну, или пресс, — я смеюсь.
— Если бы ты была барменом, сработало бы, если бы я показал тебе свой пресс?
Э-э,
— Я должна сначала увидеть его, чтобы принять решение. Возможно, у тебя под рубашкой пивной животик.
— Не оскорбляй меня. Мой пресс вырезан из самого твердого камня.
Мое сердце бьется неровно, когда я изображаю спокойствие, желая увидеть его живот, но беспокоясь, что опозорюсь, если сделаю это.