— Ну, если ты так говоришь.
Он наклоняется вперед.
— Хочешь, я тебе покажу? В конце концов, я видел твою задницу.
— Ты считаешь, что моя задница — это честный обмен на твой пресс?
— Я бы сказал, что очень даже… у тебя очень милые щечки.
Я наклоняю голову, спотыкаясь о свой язык.
— Я… я-я…
— Хочешь посмотреть?
Он так откровенно закидывает удочку, желая произвести на меня впечатление, что я сдаюсь — без труда.
— Да.
Он выпрямляется на диване, ставит стакан с вином на мой кофейный столик и встает на колени. Хватается за подол своей рубашки и…
— Странное ощущение. — Он позволяет рубашке опуститься.
— Почему?
— Теперь мне кажется, что я выпендриваюсь.
— Ты не выпендриваешься — это для научных исследований, помнишь? Бармены?
— Хорошая мысль!
Его темно-серая футболка поднимается снова, дюйм за дюймом, сжатая в кулак загорелой рукой. Мало-помалу он обнажает свой точеный живот, твердые мышцы сжимаются, когда он балансирует на диване, нога закреплена на полу.
— Если бы я была барменом, — медленно говорю я, случайно отхлебнув немного вина, — я бы дала тебе бесплатную выпивку, если бы ты показал мне этот пресс.
Он абсолютно великолепен. Такой же устрашающий, как и он сам.
Удовлетворенный, он плюхается обратно на диван.