Я кинулась к двери, даже не глядя на него.
– Va au diable.
Господи, помилуй
Приглушенные голоса доносились до нас из алтарной, а на иконах вокруг мерцали блики света от каминного огня. Зевая, я разглядывала ближнюю ко мне икону – на ней была изображена ничем не примечательная женщина со скучающим выражением лица. Я, в общем-то, разделяла ее чувства.
– Я все еще помню свою первую попытку. Сразу же попал в цель. – Архиепископ довольно хмыкнул – он заметно оживился, как нередко случается со стариками в минуты ностальгии. – И прошу вас заметить, я тогда явился прямиком с улицы, семилетний парнишка, за душой ни кроны, ни умений, ни опыта. Даже не держал еще в руках лука, не говоря уже о том, чтобы стрелять. Прежний епископ провозгласил, что сам Господь помог мне.
Губы моего мужа дрогнули в ответ.
– Я в это верю.
Я опять зевнула. В молельне оказалось очень душно, а от шерстяного платья, что было на мне – скромного, унылого и очень теплого, – становилось только хуже. У меня слипались глаза.
Может, Господь и мне поможет, – продержаться до конца службы и не захрапеть, например.
После происшествия в библиотеке я сочла
– «Непрестанная капель в дождливый день и сварливая жена – равны», – процитировал он тогда, с раздражением глядя на меня и ожидая, пока я повторю. Явно все еще злился.
– Что дождь, что мужики – все одно заноза в заднице.
Муж нахмурился, но продолжил:
– «Кто хочет скрыть ее, тот хочет скрыть ветер и масть в правой руке своей, дающую знать о себе».
– Кто-то там что-то делает правой рукой и хочет это скрыть… – Я коварно поиграла бровями. – Quel risque[16]! Интересная у вас книжечка, однако…
Он перебил меня, пока я совсем не осквернила его честь:
– «Железо железо острит, и человек изощряет взгляд друга своего».
– Железо железо острит, и поэтому то ты меня бесишь, то я тебя, так по кругу и ходим.
Это продолжалось бесконечно.