Первый акт закончился слишком быстро, и начался антракт. Мы оба остались на местах, безмолвно соприкасаясь – и тяжело дыша, – пока вокруг толпились люди. Когда свечи снова погасли, я обернулась к нему, чувствуя, как к щекам приливает кровь.
– Рид, – выдохнула я.
Он посмотрел на меня, щеки его порозовели. Казалось, он испуган так же, как я. Наклоняясь ближе, я опустила взгляд на его приоткрытые губы. Он провел по ним языком, и мое сердце пропустило удар.
– Да?
– Я…
Краем глаза я увидела, как Крючконосая делает пируэт, и волосы ее развеваются на лету. И снова в моей памяти что-то при виде этого отозвалось.
Празднование солнцестояния. Волосы, похожие на кукурузный шелк, заплетенные цветами. Майское дерево.
Твою мать.
Эстель. Эту девушку звали Эстель, и когда-то я ее знала – в детстве, проведенном в Шато ле Блан. В прошлый раз она меня явно не узнала, ведь мое лицо было разбито, но если она увидит меня снова, если она вдруг меня вспомнит…
Жар внутри меня обратился в лед.
Нужно бежать отсюда прочь.
– Лу? – донесся до меня голос Рида эхом, будто издалека, с другого конца длинного туннеля, а не с соседнего кресла. – Все хорошо?
Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоить сердце. Наверняка Рид слышал, как оно колотится. Нет, грохочет, грозя меня выдать каждым ударом. Ладонь Рида застыла на моем запястье. Черт. Я вырвала руку и вцепилась себе в колени.
– Все в порядке.
Рид откинулся на спинку кресла, и на лице его вспыхнула растерянность и обида. Я снова чертыхнулась про себя.
Когда завершилась последняя песня, я вскочила и, желая прикрыть лицо и волосы, накинула плащ и капюшон.
– Идем?
Рид в недоумении огляделся. Занавес опустился, но остальные зрители еще сидели на местах – кто-то затаил дыхание, кто-то рыдал, оплакивая трагическую смерть Эмилии и Александра. Еще даже не начались аплодисменты.
– Что-то не так?
– Нет! – выпалила я – слишком быстро, чтобы получилось убедительно. Я кашлянула, выдавила улыбку и попыталась снова: – Я просто устала.