Змей и голубка

– Моей смерти.

Еще одно долгое мгновение Рид смотрел на меня, а потом взвалил безвольное тело Эстель себе на плечи.

– Что ты с ней сделаешь? – спросила я испуганно.

– Это ведьминское отродье. – Он пошел вперед по улице, не оглядываясь и не обращая внимания на встревоженные взгляды прохожих. – Оно будет гореть на костре, а после – в аду.

Ведьмоубийца

Лу

По пути назад, в Башню, Рид в упор не желал разговаривать со мной. Я старалась не отставать, хотя каждый шаг как ножом резал по сердцу.

Ведьмоубийца, ведьмоубийца, ведьмоубийца.

Я не могла смотреть на Эстель, не могла видеть, как ее голова безвольно болтается у Рида за спиной, как колышутся ее кукурузно-шелковые волосы.

Ведьмоубийца.

Когда Рид ворвался в Башню, стражники изумились лишь на миг, а затем быстро взялись за дело. Я их ненавидела. Ненавидела за то, что они всю жизнь готовились именно к этому. С горящими от предвкушения глазами они вручили Риду металлический шприц.

Инъекция.

В глазах у меня затуманилось, к горлу подкатила тошнота.

– Отцы давно надеялись испытать это на ведьме. – Шассер, что стоял ближе всего к Риду, с нетерпением приник поближе. – Сегодня их счастливый день.

Рид не колебался. Он перекинул Эстель вперед и с грубой силой вонзил острие ей в горло. Кровь окропила ее плечо и испачкала белое платье.

Казалось, в тот миг ровно то же происходило и с моей душой.

Эстель камнем выпала из рук Рида. Никто не стал ее подхватывать, и она лицом вниз рухнула на булыжник. Совершенно недвижная. Ее грудь еле-еле вздымалась. Второй шассер довольно хохотнул и толкнул ее в щеку ботинком. Она все так же не двигалась с места.

– Полагаю, вот и ответ на наш вопрос. Священники будут довольны.

Далее последовали оковы – тяжелые, ржавые, окровавленные. Шассеры надели их Эстель на запястья и лодыжки, а потом за волосы подняли ее и потащили к лестнице. С каждым их шагом по ступеням цепи звякали, а Эстель исчезала из виду – вниз, вниз, вниз, в самые недра ада.

Рид шел за ними и не смотрел на меня.

И в этот самый миг, оставленная наедине с пустым шприцем и кровью Эстель – единственными напоминаниями о том, что я натворила, – я по-настоящему себя возненавидела.