– «Дурак». Или «Шут». – Тулуз похлопал розу на щеке. – Первая карта, которую я нарисовал. И набил татуировку в память о своей невинности.
Я задержал взгляд на его руках. Их украшали черные символы – по одной татуировке на каждой костяшке. Я смутно различил молнию. И щит.
– Старшие арканы, – объяснил Тулуз. – Всего их двадцать два. Десять на руках, десять на ногах. Один на щеке, и один… еще кое-где.
Он ожидал, что я засмеюсь. Я хохотнул, но слишком поздно. Смех вышел сухим, хриплым, больше похожим на кашель. Тулуз и Тьерри, явно забавляясь, переглянулись, и я досадливо скрипнул зубами. Я не знал, что сказать. Не знал, как изящно сменить тему. Господи, ну почему они сами не хотят поддержать беседу? Надвигалась очередная неловкая тишина. В панике я покосился на свою мать, которая неверяще смотрела на меня. Когда она нетерпеливо махнула мне и одними губами сказала: «Давай», Зенна неприкрыто захихикала. Серафина, однако, достала из сумки Библию и стала ее читать.
У меня все сжалось внутри.
– Э… – Я затих, не зная точно, что говорить дальше.
А ведь наверняка однажды я пытался их убить.
Быстро обернувшись к Тьерри, я выпалил:
– Какой у тебя номер?
Черные и бездонные глаза Тьерри впились в мои. Он не ответил. Я мысленно содрогнулся от наступившей тишины. Мой голос прозвучал слишком громко, слишком резко. Это был скорее крик, нежели спокойный вопрос. Что ж, по крайней мере, Бо еще не вернулся и не видел этого. Он бы живот надорвал со смеху. Могучий Рид Диггори, самый молодой из шассерских капитанов, обладатель
Смех, да и только.
– Он не говорит, – сказал Тулуз еще одно мучительное мгновение спустя. – Не так, как мы.
Я ухватился за его ответ, как за спасательный круг.
– Почему?
– Любопытному на базаре нос оторвали. – Легким движением Тулуз снял колоду и стал с молниеносной скоростью тасовать карты.
Я ответил ему такой же вежливой улыбкой.
– Мы не на базаре.
– Тоже верно. – Он пролистал карты, сложив их мостом. – Мы с братом – местные экстрасенсы в «Труппе Фортуны».
– Экстрасенсы?
– Верно. В эту самую минуту я читаю твои мысли, но обещаю, что никому ничего не расскажу. Раскрыть тайну человека – все равно что пролить его кровь. Если сделать это, пути назад уже не будет.