Кровь и мёд

Кроме головы.

Анселя вырвало, когда она упала с обугленных плеч Этьена и подкатилась к моим ногам. Я и сама едва сдержала тошноту. Горло его было искромсано, и я не хотела и думать, какую бесчеловечную пытку ему пришлось пережить сначала – сожжение или обезглавливание заживо. Хуже того, из шепота перепуганных ведьм мы узнали, что Этьен был уже не первым, кто умер вот так. С самого Модранита в округе происходило подобное, и всех жертв объединяло одно – слухи о том, что их матери когда-то были близки с Огюстом Лионом.

Кто-то охотился на детей короля. Пытал их.

Мои руки застыли в волосах Габи, а глаза метнулись к Коко и Бабетте, которые стояли и смотрели на костер Этьена. Теперь от него не осталось почти ничего, кроме пепла.

Когда мы нашли его тело, Ля-Вуазен была вне себя.

Почти всю мощь ее гнева пришлось выдержать Коко, хотя Жозефина четко дала понять, что винит в смерти Этьена меня. В конце концов, он исчез именно тогда, когда она согласилась меня укрыть. Его тело нашлось у моей палатки. И… меня неким образом привел к нему белый узор. В хаосе, который воцарился после, среди ужаса и криков, я быстро осознала, что на самом деле узор был не мой. Он находился в моем разуме, у меня перед глазами, но мне не принадлежал. Мне до сих пор было тошно от того, что кто-то так бесцеремонно проник ко мне в мысли.

Все это, конечно, было делом рук моей матери. Но зачем?

Этот вопрос не давал мне покоя. Зачем? Почему здесь? Почему сейчас? Она отказалась от своего намерения принести меня в жертву? Решила продлить страдания королевства, кусочек за кусочком, ребенок за ребенком, вместо того чтобы убить их всех сразу?

Крохотная, отвратительная частичка моей души разрыдалась от облегчения при мысли об этом, но… Моргана отрезала Этьену голову. Сожгла его и оставила у моей палатки. Это никак не могло быть случайностью.

Это было послание – очередной омерзительный ход в игре, сути которой я не понимала.

Она хотела, чтобы я знала, как он страдал. Хотела, чтобы я знала, что это моя вина. «Если тебе вздумается сбежать, – сказала она мне, – я разделаю твоего охотника и скормлю тебе его сердце». Я не прислушалась к ее предостережению и все равно сбежала. И охотника забрала с собой. Быть может, такова ее месть?

Могло ли это ужасное злодеяние быть адресовано не столько королю, сколько мне?

Глубоко вздохнув, я продолжила заплетать волосы Габи. Все вопросы могли подождать еще пару часов. Как и Моргана. После вознесения, которое должно было произойти вечером, мы собирались уйти и присоединиться к Риду в пути, независимо от того, согласится Ля-Вуазен на союз или нет. Планы изменились. Если Моргана вовсю ведет охоту на детей короля, Рид и Бо в опасности большей, чем мы предполагали. Я должна была их найти и рассказать о ее замысле, но прежде…

Габи молча смотрела, как Исме окунает в чашу палец и рисует странный символ на побеленном горшке, который она держала на коленях. Я не понимала смысла этого обряда, но знаки, которые она рисовала, казались древними, чистыми и… печальными. Нет, не просто печальными. Это были символы страданий, невыносимых терзаний души. Габи всхлипнула, утирая глаза.

Я не могла ее оставить. Пока не могла, и не только из-за траура.

Если Риду и Бо грозила опасность, то и ей тоже. Моргана только что доказала, что защита Ля-Вуазен ей не преграда.

Ансель прижал колени к подбородку, безмолвно наблюдая, как Исме продолжает покрывать кровью белый горшок. Закончив, она ушла, а Габи обернулась ко мне.

– У вас получилось заключить союз?

– Габи, не волнуйся о…

– Так получилось или нет?