Кровь и мёд

Я нахмурился. Это были совершенно разные вещи.

– Тебе доводилось проливать кровь?

Тулуз покосился на Тьерри – лишь на миг, меньше чем на миг, но я все равно заметил. Улыбка его не дрогнула.

– Не твоего ума это дело, приятель.

Я уставился на него. Экстрасенсорика. Это очень походило на колдовство. Я украдкой оглядел их одежду. В отличие от остальных, Тулуз и Тьерри были одеты в темные цвета. Скромно. Неприметно. Люди носят подобное, когда не хотят, чтобы их запомнили. Я наклонился ближе, делая вид, что разглядываю колоду. Вблизи я чувствовал едва ощутимый запах земли, исходивший от рубашки Тулуза. И другой запах, приторный и еще более неуловимый, – от его кожи. И волос.

– Значит, ты признаешь, – сказал я осторожно. Сам по себе запах еще ничего не доказывал. Он мог остаться на теле Тулуза от другого человека. От Клода тоже пахло странно, раз уж на то пошло. – Что используешь… магию?

Тулуз перестал тасовать колоду. Если это вообще было возможно, он улыбнулся еще шире – будто именно этих слов и ждал. Затем Тулуз продолжил свое занятие, а я ощутил, как плечи и шею мне сковало тревогой.

– Любопытно услышать подобный вопрос от шассера.

– Я не шассер. – Я напрягся еще сильней. – Больше не шассер.

– Неужели? – Он поднял одну карту рубашкой ко мне. – А скажи-ка мне, что это за карта?

Я растерянно уставился на него.

– Ваша репутация вас опережает, капитан Диггори. – Тулуз забросил карту обратно в колоду. Все еще улыбаясь. Беспрестанно улыбаясь. – Я, знаешь ли, был там. В Жеводане.

Мое сердце болезненно пропустило удар.

– «Труппа Фортуны» тогда как раз завершила последнее свое сезонное выступление. Среди зрителей был лишь один мальчик – не старше шестнадцати. Он очень любил карты. Сколько раз он приходил к нам в ту ночь, трижды? – Тулуз посмотрел на Тьерри, и тот кивнул. – Полный расклад позволить он себе не мог, поэтому я каждый раз доставал для него по одной карте. И каждый раз карта выпадала одна и та же.

Улыбка Тулуза превратилась в гримасу, равно как и моя. Плечи у меня уже болели от напряжения. В следующий миг, однако, Тулуз вновь усмехнулся.

– Я, конечно же, не мог ему ее показать. А не то перепугал бы его до смерти. Наутро мальчика нашли мертвым на обочине Ле-Дан. Парнишку оставили гнить на солнце, как сбитое на дороге животное. Один шассер отрубил ему голову. И, как я слышал, обменял ее на почетный капитанский чин. Скажем прямо… – Тулуз покачал головой и рассеянно почесал шею. – Жеводанскому зверю это не понравилось. Мой друг рассказывал, что его гневный скорбный вой слышали даже в Цезарине.

Я украдкой взглянул на мать, но Тулуз все равно заметил.

Наклонившись ко мне, он тихо сказал:

– Она не знает, верно? Никто из них не знает. Для человека, который никогда не играл в театре, ты справляешься очень неплохо.

Его многозначительный тон мне не понравился.