Кровь и мёд

Я согнулась пополам, чувствуя прилив тошноты, но чья-то рука схватила меня за волосы и выпрямила в полный рост. Темные холодные глаза смотрели на меня.

– Возьми себя в руки. – Ля-Вуазен вцепилась мне в волосы еще крепче. Я пыталась вывернуться, едва сдерживаясь, чтобы не взвыть от боли, а она с мрачной решимостью наблюдала за этим. – Твое желание исполнено, Луиза ле Блан. Алые дамы примкнут к тебе в Цезарине, и я своими руками вырву сердце у твоей матери из груди.

Первое выступление

Рид

На следующий вечер, когда над Домен-ле-Роз сгустились сумерки, Клод вышел на городскую площадь. Сценой ему служил треснувший фонтан с чашей, полной снега и листьев. Обод заледенел, но Клод не поскользнулся ни разу. Он задорно плясал и ловкими пальцами наигрывал на мандолине бодрую мелодию. Зрители одобрительно кричали. Некоторые разошлись по парам и кружились в безумном танце, смеясь, а другие бросали под ноги Серафине лепестки цветов. Ее голос звенел над толпой. Страстный. Неземной. Слишком прекрасный для человека.

Когда я угрюмо натянул кожаные штаны, моя мать протянула мне свою чашку с розовой жидкостью. Жители деревни делали из лепестков роз свое собственное вино.

– Попробуй. Это может помочь.

Я вскинул бровь и снова поправил штаны.

– Очень сомневаюсь.

Мадам Лабелль надела для выступления новое платье. Черно-белое. Броское. Края ее маски были обшиты нелепыми помпонами. Что ж, по крайней мере, никто не покушался на нее с сурьмой. Мои же глаза чесались и горели огнем.

Зенна мне так и не рассказала, как смыть все это и не ослепнуть.

Хуже того, рубашки для выступления Деверо мне все-таки не предоставил. Пришлось нацепить плечевой ремень прямо на голую грудь. Я, конечно, надел пиджак для приличия – и чтобы согреться, – но сомневался, что выступать мне позволят в нем.

Я твердил себе, что все это к лучшему. Если среди зрителей вдруг окажется шассер, он точно меня не узнает. Ему и в голову не придет, что его капитан, некогда великий, станет разгуливать без рубашки. Или метать ножи, или красить глаза. Или носить маску с рогами. Вид у меня был совершенно несуразный. Унизительный. Меня захлестнуло стыдом от пришедшего на ум воспоминания.

«Знаешь, не так уж страшно иногда просто хоть немного пожить».

«Лу, я шассер. Мы не можем вот так… резвиться».

С крыльца пекарни я наблюдал, как Бо пробирается через толпу в плаще с капюшоном и с жестяной банкой в руке. В другой руке он держал деревянную косу. Деверо счел, что это будет уместным дополнением к его зловещему костюму. В переулке позади нас Тулуз и Тьерри обустроили палатку для своих услуг. Заманивали слабых духом обещаниями славы и счастливого будущего. Женщины расхаживали мимо них, хлопая ресницами и посылая им воздушные поцелуи. Я никак не мог взять это в толк.

– Они хороши собой, – объяснила мадам Лабелль, усмехнувшись, когда Тулуз поймал и поцеловал руку одной из девушек. – Нельзя винить их за это.

А вот я мог и очень даже винил. Если по украшенным перьями нарядам местных жителей можно было судить, Домен-ле-Роз был странным местечком.

– Молодость и красота не преступление, Рид. – Она указала на юную девушку, которая стояла ближе всего к нам и последнюю четверть часа наблюдала за мной. Смелая. Светловолосая. С пышными формами. – У тебя и самого немало поклонниц.

– Воздержусь, спасибо.

– Ах да. – Мадам Лабелль подмигнула своим собственным почитателям. – Я и забыла, что беседую с Ридом святым и непреклонным.