Четвертый кодекс

С домашним агри верховного бога ассоциировался один из двух марсианских спутников, который люди много позже назовут Фобос — быстро снующий по небу, меняющий фазы при каждом обращении, то есть трижды за сутки. Маленький, резвый, юркий... Кромлех знал, что его монументальное изображение есть на поверхности — в столице погибшей империи на берегу Великого Северного океана, ныне ставшего холодной, терзаемой жуткими ураганами равниной. Говорили, что развалины Аделин-виири, города Солнца, до сих пор высятся там и печально взирает в жестокие небеса колоссальное полуразрушенное лицо императора, объединившего Марс. Кромлех надеялся когда-нибудь увидеть его.

— Эгроси того держаться будут, пока не покинут мир, — вновь заговорил Хеэнароо. — Всему вопреки. Различия их вер не важны. Исполнят церемонии, совершат ритуалы, блюсти будут шестьсот шестьдесят шесть заповедей Огня. Молиться будут Единому, хоть и не видят его на вольном небе. И кормить его будут всегда.

— Но почему? — Кромлех, наконец, понял, что же все это время вызывало в нем ощущение нелогичности. — Ведь День гнева все равно состоялся... Почему же ваша вера не изменилась?

— Их вера не изменилась, — проговорил Хеэнароо, — потому что они дождались.

Кромлех отметил и тут же отодвинул в сознании изменение в речи собеседника местоимения с «мы» на «они».

— Чего?

— Того, чего ждали.

Хеэнароо как-то незаметно поднялся с софы и теперь внушительно нависал над лежащим Кромлехом.

— Эгроси родились из ила и, как и вы, миллионы лет ползли на сушу. Но вы навсегда поселились там, а те сохранили для себя и воду. Это спасло их, но это же и замедляло. Их предки без разума, и разумные предки, и нынешние — они всегда знали: им есть куда отступить. Из-за этого здесь все так медлительно. Вам от первого оббитого камня до государства потребовалось миллиона три лет. Им — десятки миллионов. Но, в отличие от Земли, Эгроссимойон стал един. Эгроси кормили глядящего на них из космической пустоты Аделинаам сердцами жертв, увлажняли его лик их кровью. Знали, что пока творится это, мир идет, как шел. Когда Смутьян призвал к иному, они его убили и продолжили ждать...

— Чего?

— Дня гнева, конечно, — эгроси вновь замолчал, предоставив Евгению пораженно глядеть на него.

— Но почему?

Вопрос был беспомощен.

— Я не знаю, — эгроси словно бы опал, стал меньше, хотя продолжал пребывать в вертикальном положении. — Может быть, суть этой веры — сладость терпения в ожидании смерти?.. Церемония замедления неизбежного. Но неважно. День гнева пришел, обетование исполнилось.

— Обетование?

— Да, были пророчества. Много. На Земле многие, как знаю, ждут Спасителя?

— Да, — напряженно ответил Кромлех, пытаясь сопоставить новую информацию.

— Так, вот: здесь он уже был. Пришел из небесной пустоты в День гнева, — заключил Хеэнароо. — Эгроси больше нечего ждать. Лишь умирать.

«Похоже на какой-то культ самоубийства», — промелькнуло у Кромлеха.

На Земле нечто подобное было в Японии. А еще... у майя, равнявших суицид с жертвоприношением или даже подвигом.