Никто не сказал ему, что он поступил плохо.
Никто даже не упрекнул его за то видео, за то, что он так грубо нарушил интимную неприкосновенность и выставил напоказ чужую слабость. Будто это нормально, будто всегда заранее известно, кому суждено стать жертвой, и люди вокруг примут этот выбор без лишних разбирательств. Все ведь понятно?
Мартин склоняется над столешницей, давясь сэндвичем.
Когда в гостиной загорается свет, он морщится, но не перестает жевать.
Мать в своем длинном халате стоит у лестницы, внимательно оглядывая его, и Мартин встречает ее тяжелым фирменным взглядом, в котором читается вызов. Вызов и отчаяние загнанного в угол зверя.
Она запахивает халат крепче и неуверенно приближается к сыну, но проходит мимо, чтобы набрать воды. Мартин знает, что она делает, – убеждает себя, что ей показалось. Показалось, что от Мартина несет пивом и сигаретами, что он ведет себя странно, когда в полной темноте в час ночи с видимым отвращением пихает в себя сэндвич. Ей приходится приблизиться под надуманным предлогом, чтобы убедиться, что ей не показалось. Она никогда не верит себе с первого взгляда, с первого слова или предчувствия. Потому что иначе бы она никогда не вышла замуж за его отца.
Они стоят так, молча, пока она набирает стакан воды, а сама набирается смелости – Мартин знает все ее повадки. Чтобы ей было проще, он оборачивается, отодвигая от себя пустую тарелку.
Мать спешно делает несколько глотков и вновь тревожно оглядывает сына.
– Ты что, курил? – говорит она торопливо. Раньше она говорила медленнее, более размеренно, но после того как ей пришлось бросить работу риелтором и устроиться в супермаркет, речь стала сбивчивой.
«С вас семьдесят пять долларов, карта магазина? Не желаете ли товары по акции?»
Мартин поднимает на нее тяжелый взгляд, и его губы трогает злая усмешка – давай, удиви меня.
– Да, и что?
Мать мешкает, моргает своими большими нелепыми глазами несколько раз, а потом опускает руки на столешницу, отставляя стакан в сторону:
– Мартин, ты же знаешь, ты не должен… Твой тренер будет зол, тебя могут выгнать из команды. Подумай о себе, все это так вредно, сигареты, алкоголь… И опасно, ты не можешь водить в таком состоянии, это неправильно…
Мартин выслушивает ее, небрежно откидываясь назад и опираясь локтями на столешницу. Злая усмешка на его лице сменяется расплывчатой улыбкой.
Она подбирает слова, чтобы продолжить, несмотря на показательное равнодушие сына, пока он наконец не перебивает ее.
В его голосе не оказывается никакой злости, никакого раздражения, только презрение:
– Ты жалкая.
Мартин слышит, как в его голове отец произносит точно те же слова. Как он выплевывает эти слова ей в лицо, а потом уходит, хлопая дверью.
«Как меня угораздило жениться на тебе!» – кричит он вслед, и вся улица слышит эти слова. И мать опускает взгляд, зная, что не покажется на глаза соседям еще несколько дней. Так, медленно, но верно из никудышной жены она превратится в никудышного риелтора, чтобы, когда уедет отец, забрав деньги, стать никудышным кассиром.