Про Кентукки Адрия узнает случайно, когда парень с переднего сиденья говорит, что в прошлом году его тетка без вести пропала в Кентукки после сильного торнадо. Спасатели и волонтеры искали ее несколько недель после того, как обнаружили ее разрушенный трейлер в лесу. Тело так и не нашли.
Адрия откидывается на спинку сиденья, со злой циничностью причитая, что в случае чего ее тело под Кокомо тоже не найдут. Но, как ни странно, вместе со злым сарказмом внутри оживает и что-то другое, гораздо более глубокое, основательное, то, что не позволяет Адрии попросить остановить машину и выйти где-то на границе округа Сангамон. Пока не поздно, пока «Вольво» не унесет ее в другой штат за четыре часа от дома. И это что-то основательное только укрепляется с каждым километром, с каждой промелькнувшей в окне заправкой, на кассе которой продают дешевые ароматические елочки. Это что-то Адрия трактует как уверенность. Уверенность, чтобы действовать на свое усмотрение, чтобы оказаться в паршивом «Вольво» по своей воле. Никто не заставляет ее, никто не ждет, не просит, а Джим, разглядывая в выражении ее лица решительность, лишь говорит: «Ты отчаянная». И Адрии нравится это отчаяние. Нравится оказаться на мгновение на острие жизни, почувствовать, что выбор, который она делает ее собственный. И на этот раз она выбирает не злость, а нечто большее. Нечто, с чем ей еще предстоит познакомиться ближе.
По приезде в Кентукки Адрия уже чувствует себя на одной волне с этими людьми, что газуют вперед, не имея привычки оборачиваться. Джим спустил деньги, которые мать откладывала на колледж, на несколько новых гитар и машину. Парень с пирсингом, Майк, сбежал из дома еще в шестнадцать и теперь, шесть лет спустя, шутит, что это были лучшие годы его жизни. Водитель за рулем – просто псих. Но все втроем – отребье в глазах общества – они имеют столько самодостаточности, чтобы в эту самодостаточность поверила и Адрия.
Когда посреди темной парковки ребята выгружают инструменты из багажника, она оглядывается, ощущая себя весьма самодостаточной, чтобы оказаться в Кентукки за полночь по своей воле. Электрический свет едва добирается до парковки, а пара фонарей мерцает вдалеке, освещая неприглядные подробности какого-то небольшого городка в глубинке штата. Спящие улочки в запустении, несколько заколоченных ставен старого магазина техники, потухшая вывеска мотеля у дороги, петляющей в тишине куда-то вдаль.
Адрия быстро гасит тревогу, не позволяя страхам подкупить себя и убедить в том, что выбор, который она сделала, паршивый. Нет. Джим подталкивает ее в сторону служебного входа с вывеской «Не входить» и ведет по путаным коридорам вдоль сваленных коробок в глубь здания. Когда наконец где-то вдалеке оживает музыка, а неоновый свет бьет по глазам, Адри утверждается в своей самодостаточности. В том, что побег стоил того – как четырех часов неожиданного путешествия, так и лжи, погребенной в глубине телефона в переписке с Амандой.
Адрия выбирает свободу, пусть у этой свободы крепкое амбре алкоголя и душок гнили, замешанный с сигаретным дымом. Зато в этой свободе люди, которые никогда не слышали имени Адрии Роудс и никогда не знали, за какие грехи ее однажды решили распять, выставив на посмешище. Эти люди снуют по бару, подтаскивая к себе больше бокалов, рюмок и сигарет. Снуют от одного столика к другому, знакомятся, гогочут, шумят, а потом еще больше оживают при появлении Джима и его товарищей.
Эти люди хлопают Джима по плечу и приглашают Адри за липкий столик. Они готовят для выступления небольшую сцену, суетятся, но наслаждаются этой суетой, будто за пределами этого бара нет никакой другой суеты. Джим сует ей в руку бутылку пива и пачку сигарет, объявляя, что концерт начнется через десять минут.
Адрия глядит на часы и знает, что к этому времени никто и не заметил ее пропажу.
Она делает глоток пива и слегка улыбается разглядывающему ее бармену.
Когда начинается концерт и бар наполняется посетителями под завязку, она уже полностью забывает Рочестер и вместе с двумя десятками людей скачет у сцены, теряясь в неоновой дымке, замешанной со стойким табачным духом. Инструменты гремят, дребезжат и воют, и все это мало тянет на концерт века, но Адрия приехала сюда не за этим. Адрия приехала сюда, потому что это ее выбор. И блаженная радость от собственной дерзости быстро размывает берега, стирает границы, и Адрия, убаюканная алкогольными градусами, забывает про все печали и обиды.
Просто музыка грохочет в ушах и добирается до самого сердца. Просто ее тело так красиво извивается в дыму, не скованное правилами. И Адри ощущает себя счастливой. Потерянной в этой суете, но счастливой.
Глава 28
Когда Мартин покидает Чарли с Томасом на веранде Моррисонов, время уже за полночь. Рочестер давно спит, пересекая ту черту, когда проблемы старого дня уже становятся прошлым, а проблемы нового дня пока еще не считаются будущим. Состояние оцепенения, безопасный буфер, когда ты волен не думать и можешь погрузиться в сон, блаженное спокойствие, в котором нет тревог. Только если тип вроде Мартина Лайла не давит педаль газа в пол, стремительно набирая скорость среди спящих улочек, беспокоя ночную тишину. А осознав, что делает, он заставляет двигатель рычать громче, чтобы разорвать размеренный уклад жизни, в который погружен этот маленький забитый городок.
Сонные люди ворчат в своих постелях, проклиная лихача, а Мартину лишь хочется, чтобы кто-то из этих людей озвучил свою претензию вслух. Ему хочется, чтобы в зеркале заднего вида замаячили огни полицейских мигалок, чтобы они настигли его и чтобы полицейский в форме впечатал его лицом в капот, зачитывая права. Чтобы хоть кто-то сказал что-то против – ты ужасный человек, Мартин, и то, что ты делаешь, неправильно.
Но этот город молчит. Молчит из-за фамилии, молчит из страха, из элементарного нежелания марать руки. Этот город лицемерит ему, пока его жители улыбаются Мартину и говорят, что его отец – уважаемый человек. Но Мартин знает, что этот город ненавидит его отца, человека, который выкачал из этого города деньги, – забрал свое, вырубил гектары леса, распродал по всей стране, а когда не смог выжать больше, просто бросил этот город умирать. И тогда больше пятисот человек остались без работы, пятьсот семей, которые Мартин иногда встречает на улицах. Они знают, чей он сын, и ненавидят его не только за фамилию, но и за то, что он поступает так же, как отец, – выжимает все жизненные соки и избавляется. Разве не это он сделал с Адрией Роудс?
Мысли о ней настигают Мартина еще с первой бутылки пива, с комментариев Чарли, которые никогда не остаются лишь комментариями. Еще долгое время после он ощущает душок этих слов в воздухе, но ведь дело не в словах. В поступках, в первоисточнике, в том, что он улыбается Чарли, подбирая наиболее остроумный ответ, и каждый этот ответ напоминает самооборону. И чтобы обороняться от своих же друзей, Мартину приходится нападать на других.
Он паркуется у дома и долго не гасит фары, чтобы все видели, чьей семье принадлежит эта машина, чтобы все понимали, где искать его. За фасадом аккуратного дома, который уже давно прогнил изнутри, как гниет его сердце.
Но Мартин понимает, что его никто не ищет. Никто не собирается штрафовать и задерживать его за три бутылки пива и за то, как ужасно он поступает. Никто даже не скажет, что это плохо. И Мартин, наконец, гасит свет, напоследок погромче хлопая дверью, чтобы потревожить соседние дома, заставить их проснуться, оглянуться – посмотрите, что вы сделали своим молчанием.
В доме Мартин первым делом лезет в холодильник, чтобы заткнуть дыру внутри себя чем-нибудь вроде паршивого сэндвича или материнской стряпни. Толстым слоем намазывая арахисовое масло поверх белого хлеба, Мартин думает о том, что тренер бы не оценил такую диету – ни пиво, ни сигареты, ни жирное масло, и эта мысль отзывается в нем удовольствием.
ebooksa