– Отпусти! Я расскажу предкам, учительнице!
– Чтобы все узнали, что тебя взгрела девчонка? Да ладно!
– Какого черта ты ко мне привязалась?! – Он дует щеки, поддавая гонору, и пытается оттолкнуть Адрию, но она только сильнее сдавливает галстук на его шее.
Лучше бы ему не дергаться, потому что день у Адрии не задался. День, неделя, месяц или год – что угодно.
– Помнишь, что я тебе обещала, паршивец? Если увижу тебя снова.
– Да я его не трогал! – верещит пацан, и голос его наполняется паникой.
Адрия не чувствует никакого облегчения от того, что хулиганы отстали от Итана. Ей уже давно нужно куда больше простого облегчения.
– Уже поздно, щенок, – огрызается она в его лицо и тащит пацана в сторону стадиона, уже не думая, чем все это закончится. Важно лишь то, что началось все и так скверно.
Начало учебного года в целом не сулит ничего хорошего. Адрия знает, куда она возвращается и какая черная дыра развернется вновь с ее возвращением в школу. В конце учебного года ей удалось сбежать от слухов, показного презрения и осуждения, которые преследовали ее вместе с видео, но едва ли она может сбежать от всей школы.
Летом, в свои редкие вылазки в город, она встречалась с одноклассниками, и те стыдливо отводили от нее взгляд, как от чего-то грязного, скверного или испорченного. Ребята посмелее недвусмысленно присвистывали вслед, сально оглядывали с головы до пят, будто увидели ее в новом свете, а ведь они действительно увидели многое. Но многое видели не только в школе. В очереди в супермаркете Адрия ловила на себе липкие взгляды мужчин постарше, осуждающее цоканье их жен, сальные намеки охранника. С конца весны она больше не чувствует себя одинокой – теперь взгляды преследуют ее всюду, издевки становятся более наполненными, потому что у них появляется новый повод. В Рочестере чуть больше десяти тысяч жителей, и не нужно ничего, кроме доступа в интернет, чтобы одна конкретная девчонка, которую не так уж сложно узнать, обрела популярность. В сочетании с фамилией, которая и без того известна многим в городе, эта популярность быстро набирает обороты. Становится насильственной.
Ролик разошелся по группам весьма скверного содержания, слился в бездонную пропасть порно, в которой никогда не найти пометки того, что видео было снято незаконно и что участница того видео теперь должна расплачиваться за эту паршивую популярность. Но куда ужаснее то, что к осени Адрия привыкает смотреть на этот ролик как на что-то нормальное, обыденное. То, что должно было случиться.
Так же она реагирует, когда обнаруживает на своем шкафчике в первую неделю учебы лаконичное «шлюха», выведенное черным маркером. Адрия не утруждает себя даже тем, чтобы попытаться стереть надпись, – лишние пять минут позора и никакого смысла. Она глядит на надпись секунд пять, не мигая, а потом распахивает шкафчик, достает нужные вещи и захлопывает дверцу так, чтобы ни один старшеклассник в коридоре не подумал, что дурацкая надпись способна ее расстроить. Поймав взгляд пары придурков рядом с собой, она демонстративно вскидывает вверх руку с выставленным средним пальцем и уходит прочь.
С этой надписи и с этого среднего пальца начинается ее выпускной год.
И с пацана, который сейчас скулит в ее руках, а через несколько лет приведет другую девчонку к точке невозврата, и может быть, та девчонка окажется не такой упертой, как Адрия. Может быть, она захочет сдаться и шагнуть в пустоту, потому что насильственное внимание не смыть с себя и не стереть.
Адрии будет все равно, что с той девчонкой, и она никогда не узнает ее истории, но в настоящий момент, наматывая на кулак галстук мальчишки, она чувствует, что мир не так обречен. Если у таких, как Адрия, есть сила, то почему ею не воспользоваться?
– Мамочка наверняка приговаривает, что ты у нее самый лучший, да?
Роудс толкает пацана, прокладывая дорогу к стадиону прямиком по лужам.
– Я все ей расскажу! – Пацан цепляется за соломинку, но быстро понимает свою оплошность.
– Уже не такой крутой, посмотрите! Побежишь жаловаться мамаше?
– Нет! – фыркает он. – То есть да! Отпусти меня, ты сумасшедшая!