– Что ты здесь делаешь?
Адрия пожимает угловатыми плечами, болтая в стаканчике пунш:
– Меня позвал Чарли.
– И с каких пор ты ходишь по вечеринкам вместе с Чарли?
– С тех пор как ты стал таким страшным занудой, – Роудс корчится, небрежно отворачиваясь от Мартина.
Он хочет отреагировать резко, рявкнуть ей в лицо, заявить, что она зазналась, но Адрия его опережает. Она не собирается задерживаться возле Мартина и разворачивается, но перед тем как уйти, вспоминает о чем-то, шарится по карманам и извлекает на свет мятую двадцатку.
– Чуть не забыла, – Адри злорадно улыбается. – Это тебе. За вход.
С этими словами она пихает мятую купюру Мартину за ворот футболки и оставляет его.
Лайл вспыхивает, но горит уже один – горит в пустоте, не зная, что лучше: потухнуть или сгореть дотла так, чтобы больше не жгло. Он так злится на себя – за свои нелепые попытки одернуть ее, привести в чувство, когда ей этого не нужно. Тем более, когда он сам привел ее к этому – подвел к обрыву и столкнул с него, закрыв глаза, чтобы не видеть последствий. Так он сделал. А теперь последствия маячат у него перед глазами, царапают, дерут кожу, и отчего-то он не чувствует себя победителем. Только жертвой. Ощущает, как вновь и вновь Адрия прокатывается по его эго, чтобы восстановить, нарастить собственное. А он снова и снова плетется за ней, как безродный пес, надеясь в глубине души, что его простили.
Мартину не нравится новая Адрия – не нравится эта рваная линия шорт, черные вызывающие круги под глазами и манера разговаривать с высоты всех предрассудков. Ее сумасшествие могло бы очаровывать, если бы не пугало. А его пугает Адрия – пугает, как далеко она готова зайти, чтобы заполнить черную дыру внутри. И Мартин не знает, что делать, потому что в этой черной дыре он пропадет. Потому что у него нет ни сил, ни воли, ни желания отстраниться, остановиться, когда она вновь призовет его, чтобы выгрызть внутри что-то живое. Он придет. Как пришел в грязном переулке, как пришел после. Только она решит, когда это случится. Мартин больше ничего не решает и знает это.
Теперь он только воспринимает.
Мартин слышит, как приближается Чарли, замечает, как друг провожает Роудс взглядом:
– Теперь понятно, чего ты с ней таскался. Она же совсем отбитая.
Мартин молчит. Минуту, две, три, тупо пялясь в пустоту. А Чарли, не получив должной реакции, присасывается к бутылке пива и собирается было уйти. Но потом красно-синие огни озаряют подъездную дорожку у дома. Чарли подскакивает с ужасом в глазах и вскрикивает: «Твою мать, копы!»
И в черную дыру летят уже они все.
Глава 37
Все идет так хорошо, что сложно представить лучше. Или хуже, если сменить ракурс и посмотреть с той высоты, с которой придется рухнуть.
Когда вой полицейской сирены перебивает музыку, а красно-синие огни жадно облизывают стекла в гостиной Мартина Лайла, Адрия цепенеет. От паники по спине ползут мурашки. После знойных танцев на заднем дворе футболка еще липнет к коже, тело пульсирует от переполняющей энергии, только вся эта энергия вмиг обращается против самой Адрии – еще не успокоившееся сердце вновь берет разгон, теперь отбивая тревожный ритм.
Адрия не сделала ничего противозаконного, почти, но никогда красно-синие огни не сулили ничего хорошего. И если в прошлый раз на их фоне Адрии удалось провалиться в адреналиновый приход, то сейчас она не ощущает ничего подобного – только замешательство, как у многих в доме.
Еще десяток ребят рядом с ней так же застывают на месте, встревоженно оглядываясь по сторонам с немым вопросом в глазах: «Что случилось?» Только самые удалые и понимающие живо срываются с места, бросаясь к задней двери. Звучное «копы!» раздается эхом по комнатам, обрывая музыку на полуслове и поднимая в спертом воздухе, пропитанном перегаром, тревогу. Панику.