Роудс теряется, ловя на себе мутный взгляд парня. Закусывает губу посильнее, надеясь, что это поможет ей провалиться на месте сквозь плитку и никогда больше не оказываться той, что сует нос в чужие дела.
Мартин молчит, тяжело дыша и мрачно глядя на Адрию.
Ее поймали с поличным. Было бы гораздо хуже, сделай это отец Лайла, но и без того мало приятного – стоило уже давно пойти домой, не дожидаясь Мартина. Но что есть, то есть. Адри кажется, что щеки ее пылают, но она все равно слегка ухмыляется, с неохотой подбирая слова в гнетущей тишине коридора.
– Хотела высказать тебе за парковку, но как-то передумала.
Лайл продолжает глядеть на нее и недобро двигает челюстью:
– Почему это?
Она мешкает. У Мартина настроение для тупых вопросов, а у Адрии настроение отсюда свалить. Но она глядит на парня в упор, вновь не двигаясь с места:
– Потому что по тебе уже проехались?
Лайл кисло усмехается:
– Ерунда.
Адри узнает знакомые пренебрежительные мотивы, привычный привкус ее собственной отстраненности. Вот как это выглядит. Так, будто ты хотел класть на весь мир, но мир ожидает от тебя чего-то другого. Но какая разница, чего от них ожидают?
Роудс небрежно подергивает плечами, словно ее тело эхом отзывается на показное равнодушие Лайла.
– Поехали, – тягуче произносит он. – Покажу тебе одно место.
Глава 16
Они долго петляют по темным дорогам на самых окраинах Рочестера – среди кособоких домиков, завалившихся заборов и таких же кривых улыбок его обитателей. Аукцион скота, блошиный рынок, миниатюрная, вжатая в землю, церковь адвентистов седьмого дня[10] – все это мелькает за окнами, пока свет фар разрезает полутьму. Адрия в очередной раз ловит себя на мысли, что отправляется вслед за Мартином неведомо куда и не задает лишних вопросов.
По прибытии на место назначения Мартин проводит их пешком еще метров пятьсот, и, пробравшись сквозь густые кусты и огромную дыру в сетке забора, они наконец останавливаются. Долгим молчаливым взглядом Адрия меряет мрачное зрелище под лунным светом – по небольшому пространству, метров сто на сто, разбросаны десятки, если не сотни, машин, глубоко изъеденных ржавчиной и временем. Часть автомобилей, притаившихся в тени подступающего леса, покрыта мхом и плотно опоясана травами, в салоне некоторых можно даже разглядеть пару гнезд. Другая часть машин выгорает на солнце, и по слоям облупившейся краски можно предположить, как давно они здесь находятся. Очень давно. Пустотелые, с выколотыми глазами-фарами, покореженными дверьми и смятыми в гармошку капотами, все эти бывшие «Форды», «Тойоты» и «Шевроле» выглядят тоскливо. Покинуто и забыто.
Адрия оглядывается, обходя нестройные ряды кладбища металлолома. Мартин молчит, позволяя ей познакомиться с обитателями этого места.
– Этот, – спустя несколько минут молчания Лайл кивает на старенький «Понтиак», настоящую американскую классику, – мой любимый. Когда-то мечтал о таком.
Адрия прикасается ладонью к ржавому капоту, медленно вдыхая запах увядающего железа. На заднем дворе ее дома после дождей запах похожий, только там железо пахнет угрожающе, остро. Здесь все по-другому. Здесь вся эта груда металла не представляет опасности, лишь вызывает грусть.
Мартин резко наступает на капот «Понтиака», и машина неуклюже поскрипывает под его весом. Лайл не обращает внимания, точно проделывал это сотни раз. Он садится на капот, облокачиваясь на лобовое стекло, сохранность которого удивительна для этих мест – многие машины исписаны граффити, и стекла на них точно выбиты нарочно. Впрочем, кажется, про это место уже давно никто не вспоминает.