Самозванка. Кромешник

22
18
20
22
24
26
28
30

Сейчас больше всего на свете мальчик хотел зажмурить глаза, зареветь в голос и позвать на помощь Добрю или Домаша. Забиться на свою поветь или в стог, или на печь, затаиться. На мгновение существо внизу остановилось, позволяя себя разглядеть, сипло втягивая прелый лесной аромат прорезями распахнутых ноздрей, нетерпеливо перебирая по-паучьи расставленными, гибкими конечностями. И устремило ввысь два омерзительно-бесцветных глаза. Взвыв от ужаса, Мирко разжал пальцы, отпустил ветку и полетел вниз.

***

До тронного зала Упырь, к собственному изумлению, добрался без новых приключений.

Тёмные коридоры, которыми Адалин шёл, осознанно пренебрегая потайными лазами Гуинхаррэна, оказались нежданно пусты. Фладэрик заподозрил всеобщий мор от какой завалящей чужестранной заразы, на пробу распространённой заботливой монархиней. Или плановую высадку репы, куда дивноокая услала придворных шельм.

Обычно в освещённых факелами и канделябрами пасмурных ходах вились не только пыль и привидения. Слуги, гвардейцы, дворня, минестериалы, дамы, челядники мессиров, наёмные убийцы и шпионы — кто-нибудь да попадётся. Но замок будто затаился. Уснул, как в жуткой сказке западных долин. Резными истуканами окаменела стража. И тени их, причудливо переплетаясь, плясали по стенам в тревожном алом золоте огней.

Упырь окинул беглым взглядом взятую взаймы одёжку. Дублет был узковат в плечах и прост, как стена амбара. Поблекшая туника знавала и лучшие времена, в которые, возможно, землю ещё населяли звероящеры и пращуры ясновельможных старцев. На сапогах будто бы осела пыль со всех дорог, а к штанам опять пристали какие-то колючки. Адалин мрачно улыбнулся в предвкушении придворных ликов, что непременно вытянутся с его прибытием в тронный зал при таком параде.

С другой стороны, если Величество решило предъявить Совету припылённого, траченного большаком гонца, приволокшего с риском для жизни сверхважное донесение, — лучше не придумаешь. Чем еще объяснить наказ, переданный Ансэльмом? А в завершение представления оставалось только торжественно испустить дух «от полученных ран» у подножия величественного трона. И дивноокая Айрин, заламывая сахарные руки, скорбно объявит то последней жертвой, велев ошеломлённым подданным отныне сидеть в долине, а лучше сразу в землю закопаться.

Фладэрик поправил цепи при поясе, подтянул дублет, соорудил на лице подобие улыбки. Дивноокой придётся подождать. И кое-что объяснить своему народу.

Минуя одуревавший со скуки гвардейский караул на подступах к залу, Упырь готовился к придворному изыску, блеску аксамитов, мерцанью перстней и ядовитых глаз, к надменным шепоткам и виду светлоликой госпожи, а всё ж державное великолепие свалилось, как дрын из-за угла. И разрушения произвело соответствующие.

Часть 3. Равнсварт

«La prima di color di cui novelle

tu vuo" saper», mi disse quelli allotta,

«fu imperadrice di molte favelle.

A vizio di lussuria fu sì rotta,

che libito fé licito in sua legge,

per tòrre il biasmo in che era condotta…52»

«La Divina Commedia» di Dante Alighieri.

Глава 1. Дивноокая Айрин

Пространный Тронный зал купался в чадном сумраке и благовонных воскурениях. Огромные треножники коптили укутанный тенями свод, монолиты полированных колонн из вулканического стекла украшали пышные цветочные гирлянды. У витражных окон, одухотворяя сквозняки, дымили серебристый фимиам чародейные кадила. Пьянящий аромат тёк патокой через толпу осанистых вельмож, чьи вышитые сапоги безжалостно топтали духмяные охапки трав на глянцево отполированном полу. Исчадия крытых замковых садов, изобильных назло погоде и проискам садовников, испещрили пепельные стены розовыми кружевами.

На стенах проступали золотом текучие узоры — давно забытые, безгласные писания и образы, которых больше не хранила человеческая память. Вглядываться в колдовскую вязь не рекомендовалось. Она туманила рассудок хуже тинктур из дурнопьяна. А потому стены милостиво укрывали гобелены со сценами охот и битв, цветами и благородными животными.