Пик затмения

Мара мечтала, что увидит людей со всех концов земного шара – и не каких-нибудь! Самых важных! Шаманов, жрецов, вождей… И вместе с миссис Дзагликашвили будет записывать их истории и легенды. Местами красивые, местами кровавые… О, как же все внутри пружинило от предвкушения!

– Имагми тоже присмотрит за тобой, – тихо сказал Сэм, чтобы не обидеть миссис Дзагликашвили. – Только не наделай глупостей!

– Ага, – снова закивала Мара, перебирая в голове, все ли вещи успела упаковать.

Хотя с чего бы ей не успеть? Приступила к сборам аккурат после рождества, когда сумела, наконец, стряхнуть с себя обязанности оформителя праздников.

– Бесполезно… – вздохнул старый Нанук. – Ты меня уже не слушаешь.

– Ага, – с остекленевшим взглядом согласилась она.

Получив последнее, но от этого не менее обстоятельное и нудное, чем все предыдущие, напутствие от мисс Вукович, процессия двинулась к пристани. Сэма, как самого аккуратного капитана, поставили к штурвалу, а Эдлунд устроился на палубе рядом с Марой. Хотел проводить дочь до самого аэропорта и вел себя странно: то поправлял завязки на ее куртке, то надвигал ей пониже шерстяную шапку, чтобы она не застудила уши, то подтягивал концы шарфа гигантского шарфа, мохнатого и колючего, как борода финского лесоруба. И потому Мара чувствовала себя выпускницей садика, а остальные ребята, выразительно переглядываясь, всю дорогу неловко молчали. Да и день выдался слишком холодный и ветреный для разговоров: едва раскрыв рот, можно было преспокойно отморозить гланды.

Лишь в самолете, когда все сели по своим местам, – а Нанду специально выбрал кресла подальше от остальных, – пришло долгожданное чувство свободы. Окатило горячей волной, и дыхание сперло от восторга.

Они летели с пересадкой через Эмираты, и после долгих часов полета, с онемевшими ногами, напрочь заложенными ушами и гигантскими тюками зимней одежды, путешественники приземлились, наконец, в аэропорту Энтеббе. Мара почти что кубарем скатилась с трапа на потрескавшийся раскаленный асфальт, и готова была целовать его просто за то, что на нем можно стоять в полный рост, а еще бегать, прыгать, лежать и ползать.

Сразу после багажных лент их ждал высокий чернокожий гид с большой щербинкой между передними зубами, жизнерадостным лицом и изображением солнца на картонке.

– Линдхольм? – весело спросил он, когда миссис Дзагликашвили, еле живая после двух перелетов и жары, доковыляла до зоны встречающих.

Мара уже решила, что перед ними очередной Мбари, который будет изъясняться односложно и загадочно, но Ричард, как представился провожатый, оказался отлично подкован в английском.

– Добро пожаловать в Уганду, – он пожал руку каждому своей длинной нескладной пятерней. – Нас уже ждет самолет до Кесесе.

– Опять самолет?! – в ужасе простонала миссис Дзагликашвили, промакивая шею крошечным кружевным платочком. – Это же просто невыносимо! Мне говорили, что до национального парка мы поедем на машине!

Мара держалась терпеливее, но это стоило ей немалых усилий. От одного слова «самолет» к горлу подкатывал комок тошноты и очень хотелось устроить большой костер прямиком в аэропорту. Она бы, может, пережила еще не один полет, но в районе Эмиратов им не повезло с турбулентностью.

– Так и есть, – широко улыбнулся Ричард. – Только машина нас ждет в Кесесе, а не здесь. Ничего страшного, тут совсем недалеко лететь!

Грузинка ничего не ответила. Пыхтя, переваливаясь, как медведь-шатун, она пошла в указанном направлении, что-то бормоча на родном языке. Ричард изменился в лице, уголки его губ расстроено опустились. То ли он переживал, что кому-то может не понравиться в Уганде, то ли счел ворчание Дзагликашвили за древние проклятия. Как бы то ни было, он вдруг схватился за амулет на кожаном шнурке.

– Пойдемте? – предложил он остальным, и все, желая хоть как-то приободрить бедолагу-гида, дружно заторопились к самолету.

Увидев летающее средство, ожидающее их на дальней посадочной полосе, Мара осознала, как же сильно ее избаловала цивилизация. Не то, чтобы это был кукурузник, но до аэробуса и уж тем более боинга летающее средство не дотягивало. Скорее, так и просилось в музей авиации.

– Частный самолет вождя Очинга, – гордо сообщил Ричард, что бы это ни означало.