Часто щипаю себя за руку. Спящий разведчик… Если это сон, то очень неприятный сон, и хочется быстрее проснуться. Не получается. Тем более с марта живу один и, наконец, высыпаюсь без ночных тревог, полуночных кроссов и построений в шесть утра.
Маленькая квартирка близ Кантштрассе, мое первое жилье в Берлине, отличается опрятностью и безликостью. Нелегал обязан быть готовым к негласному обыску. Или очень даже гласному, со срыванием обшивки с дивана, вскрытием полов и потрошением подушек. Поэтому радиостанция, паспорта на двенадцать фамилий и ампула с цианистым калием присутствуют не в тайнике, а только в фантазиях и шпионских романах.
Но мы тоже живые люди. Полицай непременно должен увидеть мелкие слабости жильца. Для него в письменном столе оборудован примитивный схрон, заметный если не с первого, то со второго взгляда. В ящичке лежит стопка фотографий голых женщин, чуть глубже — открытая пачка презервативов. В буфете ждет початая бутылка шнапса, потрепанные игральные карты. Мокрушник Абвера в быту ничем не напоминает святого.
Быть может, только книги выбиваются из легенды. Даже после нескольких лет аутодафе здесь несравнимо больше литературы на немецком языке, чем в Поволжье. Опять-таки для стороннего наблюдателя среди классики валяется пара сочинений еврейских, пусть не запрещенных, писателей и несколько откровенно пошлых бульварных романов. Удивляйтесь широте интересов!
Контрастируя с потертой обстановкой, на шифоньере блестит шкалой новенький приемник «Телефункен» с черным наушником на длинном проводе.
— Наушник-то зачем?
— Чтоб соседей не тревожить, когда слушаю радио, вернувшись поздно.
Граф в моей крохотной конуре выглядит как бриллиант в медной оправе. На нем шикарный костюм из серой шерсти. Трость и перчатки стоят больше, чем вся обстановка моего жилья. Он раздобрел. Готов побиться об заклад, наши соседи по тюремной камере не узнали бы в респектабельном буржуа забитого политзэка из переполненной транзитки.
С нескрываемой гордостью демонстрирует удостоверение члена партии, выданное по протекции самого Рейнхарда Гейдриха, ближайшего соратника фюрера. Это гораздо более весомый признак благополучия, чем мой «Телефункен», и одновременно печальный знак. Когда граф прозябал на нелегальной службе за рубежом, молодые делали карьеру. Гейдрих был близок к Гитлеру в переломные моменты борьбы за власть. Мой гость застрял в догоняющих.
— Поздравляю! — я присаживаюсь на стуле напротив единственного кресла, оккупированного визитером. — Искренне рад за вас, герр майор. Или герр штурмбаннфюрер?
— Нет, Тео. Я на некоторое время решил расстаться с погонами.
— Не скрою. Удивлен.
Он улыбается с миной превосходства на посвежевшей морде.
— В наше время Германией правит не армия, а партия, остальные ей служат. Но служат недостаточно усердно. Как офицер с кайзеровской закалкой я прекрасно знаю, что большинство моих коллег сохраняет верность Рейху лишь в силу извечной национальной дисциплины, вошедшей в традицию. Адольф Гитлер — законный лидер государства, и они подчиняются ему, как и любому другому, если за того проголосует большинство.
— Что, личные предпочтения ничего не значат? Простите, граф, но я до самого ареста жил в стране, где внушалась личная преданность вождю, государству и делу Коммунистической партии.
— Правильно, Теодор. Ты замечаешь самые важные детали. Мы учимся у врагов, перенимаем у них ценное. Сталин был тысячу раз прав, когда занялся обновлением кадров. При назначении на руководящую должность он предпочитает преданного опытному. Новичок научится, а враг вряд ли перекуется. Максимум — чисто внешне, ради карьеры. Фюрер опирается на молодых, искренних, горячих. Истинных арийцев.
Как юноша, что пинал ногами старушку у книжного костра. Гитлер далеко уйдет с подобными кадрами.
— Партия сочла вас молодым и горячим?
— У тебя острый язык, Тео. Слишком смелый для Абвера. Надеюсь, с другими ты более сдержан. Что же касается моей новой службы, я курирую назначения на командные должности. Даю рекомендации или подчеркиваю сомнительность кандидатур. Здесь опыт и квалификация необходимы. Очень ответственная работа, как ты понимаешь. Перевод с нее возможен только на высокую должность.
Я внутренне подбираюсь. Если передо мной важный кадровый клерк Рейха, это неспроста. Увы, генеральские эполеты мне пока не положены.